Марина Преображенская - Открой свое сердце

В этот же день у них состоялся еще один неприятный для Кристины разговор.

Терпение лопнуло, и Кристина решила отомстить мужу. Нет, скандалить она не будет, у нее созрел иной план. И, когда она увидела Николая Ивановича… Вот только захочет ли этот русский участвовать в ее авантюре?..

Алинке одиннадцать, она сидит у старенького пианино и разучивает ноктюрны Шопена. Алинка любит эти мелодии и с удовольствием погружается в печальную гармонию звуков. Мама стоит у окна. Ее красивые каштановые локоны свободно рассыпаны по плечам, и Алинка любуется ею.

Тогда мама еще была молодой, цветущей и здоровой женщиной. Ничто не предвещало страшного несчастья, готового обрушиться на их семью спустя три года.

Если бы можно было заранее знать, что, устроившись на эту злополучную работу, мама однажды заболеет гриппом…

Казалось бы, что тут такого, подумаешь, грипп! Миллионы людей ежегодно болеют им. Уже и значения не придают, и не лечатся, да еще гордятся тем, что их-де организм такой крепкий.

Мама устроилась на работу в музыкальную школу преподавателем сольфеджио. Денег платили немного, но одно то, что мама работала с детьми и преподавала музыку, радовало ее.

— Дочурочка, теперь ты не имеешь права учиться спустя рукава. Иначе мне будет стыдно появляться на работе, — нежно улыбалась она, гладя Алинку по непослушным вихрам.

Алинка разучивала ноктюрны и думала, что маме вовсе не нужно просить ее об этом. Она и без того, не напрягаясь особо, была круглой отличницей, осваивая сразу два инструмента — фортепиано и гитару.

Отца Алинка видела редко. Почти все время он пропадал на службе. Он работал и неплохо зарабатывал и, когда он бывал дома, вся семья сидела у пианино, отдаваясь музыке. Мама играла романсы, папа их пел красивым глубоким баритоном, Алинка перебирала струны гитары, на ходу импровизируя и весело встряхивая головой, когда не попадала в лад. Но это не сбивало семейного праздника, пение романсов продолжалось, и звуки вырывались из окна, останавливая порою у их дома любопытных прохожих.

Потом за пианино садилась Алинка. В школе они обычно разучивали песни военных лет и исполняли их в местном Доме пограничника. Алинка играла эти песни, и снова папа уже не глубоким, а стальным баритоном пел их. А мама тем временем шла на кухню и ставила на плиту чайник. Концерт близился к завершению.

Последним за пианино садился сам Николай Иванович. Единственное произведение, которое он умел играть, — это «Собачий вальс». И очень гордился этим. Он клал руки на белые косточки клавиш, старательно округлял пальцы и, потея от напряжения, выдавал на-гора незатейливое, но очень сложное для него музыкальное упражнение.

Мама возвращалась в комнату, и они с Алинкой изображали бурные аплодисменты, а Николай Иванович церемонно и долго раскланивался, с удовольствием принимая от «публики» признание собственной гениальности и звонкие поцелуи.

На сей раз папа отсутствовал, мама стояла у окна, а Алинка в который раз проигрывала неподдающийся ей аккорд. — Алинушка, гляди, Людмила Ивановна с сыном.

— Что ты сказала? — переспросила Алинка, не расслышав фразы. — Людмила Ивановна с сыром? Неужели сыр в продмаг завезли?

— Ох ты, чревоугодница! Может, тебя покормить для начала? Все-то у тебя с едой ассоциируется. Подойди посмотри, какой красавец, ох, донжуан будет, дамский угодник!

— Тоже мне, красавец! — фыркнула Алинка, но сердце ее затрепетало. Она впервые увидела соседа с нижнего этажа. В этот миг она поняла, что больше никогда не сможет забыть о нем.

— Как его зовут, не помнишь случайно? Мне кажется, в тот вечер, когда мы отмечали у них новоселье, они называли его имя.

— Кажется… — тихо проговорила Алинка, не в силах отвести взгляда от медленно идущей к подъезду пары.

— Ну и? — мама посмотрела на Алинку и все поняла. Она всегда все понимала без лишних слов. — Ничего, сейчас мы их пригласим на чай и как бы ненароком еще раз спросим, ладно?

— Нет, мамочка! Нет, что ты! Его зовут Витька! И вообще… Мне нужно заниматься. — Алинка отдавала себе отчет, что говорит сейчас вовсе не то, что хотела бы сказать. Вопреки своему желанию оказавшись с ним рядом, все последующие годы соседства она избегала даже случайных встреч, как человек, завороженно глядящий в пламя, понимает, что стоит соприкоснуться с ним, ожог неизбежен.

— Ладно, не будем приглашать, — согласилась мама. — Пойдем сами попьем чайку. Пирог уже остыл.

Мама часто пекла яблочный пирог, но никогда не позволяла есть его горячим.

— Это вредно для желудка, — говорила она. Мама брала пирог, исходящий дурманящим ароматом и выносила его на лоджию, предварительно накрыв белой скатеркой. — Вот остынет, тогда пожалуйста.

— Но это же так вкусно! — возражал Николай Иванович, отщипывая хрустящую корочку, украдкой подобравшись к жене.

Он откусывал маленький кусочек и остаток клал в рот маме:

— Ну как, вкусно?

— Очень вкусно! — улыбалась мама и тут же делала строгое выражение лица. — Но учтите, товарищ Седых, не все, что вкусно, бывает полезным. Все, вы свободны, пост снят!

Николай Иванович, состроив недовольную гримасу, разобиженно отходил от пирога и послушно дожидался, когда тот остынет.

— Ну что, донюшка, пойдем чаевничать?

— Нет, мам, не хочется.

Они все еще стояли у окна, и Алинка рассматривала Витьку, словно пытаясь впитать его образ до мельчайших подробностей, чтоб потом жить этим образом все свои отпущенные судьбой годы. Внезапно Витька поднял глаза вверх. Что она испытала при этом, трудно передать словами. Ее обуял ужас, сердце загремело барабанными раскатами, по коже скользнул противный холодок, и все тело задрожало. Алинке показалось, что в глазах Витьки вспыхнула презрительная насмешка, и она отвернулась.

С этого момента она вся превратилась в натянутую звенящую струну. Стоило заработать лифту, как она прямо-таки физически ощущала приближение Витьки. Однажды она безумно захотела, чтобы Витька ошибся этажом и нажал не ту кнопочку. Может, тогда он, по чистой случайности — ведь вечерами в подъездах часто бывает темно и трудно сразу разобрать, на своей ли ты лестничной клетке, — позвонит в ее дверь. Она откроет двери и окажется с ним близко-близко. Она ощутит тепло его тела. Она увидит его большие оливковые глаза и свое отражение в них. Она услышит его голос…

Подумав так однажды, она уже не могла отделаться от этой идеи. Она засыпала и видела, как Витька стоит у ее двери. Она вслушивалась в его шаги и с напряженным вниманием ожидала звонка. Целыми днями Алинка жила мгновением этой, мысленно тысячи раз проигранной ситуации.

И вот как-то вечером, устав от мучительного душевного напряжения, она села к пианино и медленно стала перебирать звуки. Сердце, ритмично сжимавшееся от тоски, вдруг отпустило — стало легко-легко, будто розовое перышко качается на воздушной волне. Алинка даже забыла о Витьке. Музыка была тем, что связывало ее сейчас с миром. А остальное — так, суета.