Дж. Валентайн - Танцуй для меня

Рансом опускается передо мной на колени с мучительным выражением на лице. Внутри у меня все опускается, в этом взгляде я вижу надежду, с которой не готова иметь дело прямо сейчас. Мне необходимо для начала разобраться в собственных чувствах.

— Я никогда бы не подумал, что ты способна на такое, но я мужчина и способен признать отчасти свою вину в этом.

Он удивляет меня. В Рансоме странным образом сочетаются разные черты характера, но я никогда бы не подумала, что он способен таким образом признать свою ошибку.

— Но это я поцеловала другого мужчину.

— Ты не поступила бы так, не дай я тебе повод, — утверждает он. — Я постоянно вел себя по-разному, знаю. И если быть полностью откровенным, мы никогда не должны были испытывать друг к другу чувства, поэтому с моей стороны было несправедливо просить тебя скрыть наши отношения от всех. — Окончательно разбитый, он протягивает руку и касается пальцами моего лица. — Скажи, чтобы я ушел, — и я сделаю это. Если от этого тебе станет легче, я уйду прямо сейчас, Джозефин.

Хочу ли я, чтобы он ушел? Я пытаюсь представить, каково больше никогда не чувствовать прикосновение его кожи к моей, никогда не слышать его огрубевший после занятий сексом голос, не знать сути истинной страсти, которую я вижу в его глазах каждый раз, когда он смотрит на меня.

Мое горло сжимается, и я отрицательно качаю головой.

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

Суть в том, что я хотела бы изменить множество вещей в наших отношениях. А начала бы с того, чтобы послала бы к чертям всю эту таинственность и рассказала бы о нас всем. Не помешало бы разобраться и с его раздвоением личности, но, как говорят, Рим строился не один день.

— Но и не хочешь, чтобы остался, — утверждает он, а я не могу не задаваться вопросом, что же такое он прочел на моем лице, чтобы сделать подобный вывод.

Мои легкие наполняются воздухом, пока в груди не становится тесно, и я тяжело выдыхаю.

— Я хочу, чтобы все было иначе.

Выражение его лица становится натянутым, и он резко убирает руку с моей вмиг похолодевшей щеки.

— Я не могу придать огласке наши отношения.

— Знаю, — опять вздыхаю я.

Не знаю, есть ли вина в выпитом алкоголе или в том, что я на ногах уже более двенадцати часов, но я вымотана. Вся моя жизнь была одним огромным секретом, начиная со стриптиза и заканчивая Рансомом, я уже не говорю о многих других вещах, о которых совершенно не хочу задумываться. С меня довольно.

Я продолжаю говорить, несмотря на то, что это разбивает мне сердце, я должна все высказать до конца.

— В этом то и проблема, Рансом. Ты никому не можешь рассказать о нас, а я не в силах больше хранить эту тайну. Слишком много всего навалилось и кажется вот-вот лопнет. Я лопну.

— Значит, это конец? Мы расстаемся? — Он расстроен, и я понимаю его чувства, но в первую очередь я должна подумать о себе. Слишком многим я жертвовала на протяжении всей своей жизни, пришло время получить хоть что-то взамен. И начну я со своей жизни. Я не хочу быть плененной тем, кто не ставит меня на такой же уровень, на который ставлю его я.

— Мне нужен кто-то, кто захочет прокричать на весь мир, что мы вместе, — объясняю я в надежде, что смогу хоть немного сгладить недопонимание между нами. — Не тот, кто стыдится, что нас увидят вместе.

— Я не стыжусь тебя, — сквозь зубы выдавливает Рансом.

Я наклоняю голову набок и при этом грустно улыбаюсь.

— Между нами только секс, Рансом. Это единственное, что мы делаем вместе. Мы никогда не ходили на свидания, никогда не целовались на людях, никогда никуда вместе не ездили. Мы не делали ничего из того, что делают настоящие пары.

— Однажды мы ездили вместе.

— Трижды, и все они не в счет, — говорю я, вспоминая тот случай, когда сломалась его машина, и еще один, когда сама была пьяна. Насколько я помню, в первый раз у него была встреча с "другом". Видимо, с той самой, с которой он явился в клуб несколькими часами позже для частного танца. Я замечаю, что случившееся тогда беспокоит меня до сих пор, когда я дольше задумываюсь об этом.

— Твоя подруга знает обо мне. Мои родители знают о тебе. Я пригласил тебя пойти со мной на ужин. — Его вкрадчивый голос полон мольбы — последняя попытка, чтобы повлиять на мое решение, но я непоколебима.

Я качаю головой. Встав, прохожу мимо него и направляюсь ко входной двери. Открыв ее, я остаюсь у дверного проема и бросаю на него многозначительный взгляд.

— Прости, но этого не достаточно.

Его взгляд полон ненависти, но злится он вовсе не на меня, а скорее на самого себя или на ситуацию. Я понимаю, что он сейчас чувствует. Я никогда не хотела, чтобы между нами все было кончено, но вот мы стоим в дверном проеме и расстаемся окончательно. Прощание причиняет мучительную боль, но это нужно сделать. Другого пути я не вижу.

Рансом стоит около меня, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не упасть к нему в объятья и попросить вернуться. Вместо этого я произношу:

— Ты же знаешь, я хотела, чтобы все было по-другому.

— Как и я.

Но реальность не изменить. Он по-прежнему является моим профессором, а я — его студенткой, и давайте посмотрим правде в глаза: эти отношения всегда были нездоровыми.

Рансом кивает, его взгляд колеблется между дверным проемом и моим лицом, словно он не уверен, сможет ли сделать первый шаг. И вот неожиданно, без всякого предупреждения, я оказываюсь в его объятиях, его рот обрушивается на мой, крадя дыхание и заставляя пробовать его необыкновенный вкус. Все мои чувства обостряются, потому что этот мужчина, именно этот мужчина — тот, кого я желаю. Кого всегда желала. Но он не принадлежит мне. И никогда не сможет принадлежать.

Он отпускает меня так же стремительно и просто уходит. Я наблюдаю, как он покидает мою квартиру, мою жизнь, и не знаю, что должна испытывать по этому поводу — чувство освобождения либо же ни с чем несравнимую печаль.

Глава 20

Одиночество не в моем характере. Я всегда обеспечиваю себе компанию, чтобы не уйти с головой в собственные мысли. Но это скорее инстинкт самосохранения, чем запланированное действие. Я нуждаюсь в ком-то, кто поймает меня, если я начну падать. Вот почему я решаю начать вести себя по-взрослому и перезвонить Энни.

Она сильно удивляется моему звонку. Еще бы. Я игнорировала ее с тех пор, как она сообщила мне, что уезжает из штата. Узнай подруга, по какой причине я звоню ей сейчас, то, вероятнее всего, послала бы меня куда подальше. На этой мысли меня накрывает чувство вины. Ведь я фактически использую ее, чтобы удержатся от еще более глупого поступка — попросить Рансома вернуться обратно.

Свернувшись калачиком на синем диване в стиле кантри 11, мы с Энни лежим лицом друг к другу в ее гостиной. Она словно сияет в своем теплом ворсистом белом свитере, в котором становится похожей на стройного Бигфута 12, и в черных узких джинсах.