Анастасия Артемьева - Вздох до смерти

— Если станет легче, сам застрели меня. Уверяю, против не буду. Этим ты окажешь всем услугу.

— Ангел! — взревел он, вскакивая со стула и заметался по помещению.

Было всё равно. Наверное, убийство стало единственным вариантом избежать боль и уйти от проблем. Раньше, подобный выход я признавала слабым и самым лёгким, но сейчас для меня это было единственное, что поможет.

— Уходи, — тихо произнесла, продолжая смотреть куда-то в стену.

Мужчина молчал, но я отчётливо ощущала на себе его пронзающий взгляд. Раньше бы точно напряглась, посмотрела, съязвила, но теперь…

Ничего.

Пустота.

И Сокол ушёл.

Ушёл, громко хлопнув дверью.

И наконец, я вновь осталась одна. Но успокоительные не давали здраво мыслить и вспоминать об утрате. И я, закрыв глаза, стала погружаться в сон. Там было легче, и проще.

***

Спустя три дня меня всё же отвязали от кровати окончательно, дав возможность передвигаться по палате. Всего-то! Конечно, за порог моей «тюрьмы» никто не отпускал, но уже что-то. Не знаю, было ли это желание Аристарха оградить меня от опасности или от себя собой, но благодарности ни на дюйм не ощущала. Единственное, надоело, что пичкают меня разными успокоительными, отчего чувствовала себя чужой и отстранённой. Мне нужно было ощущать всё: боль, ненависть, горечь, вину, страх.

Всё!

Но чувства были слишком притуплены.

Уже ночью, претворившись спящей, убедив медсестёр и врачей, что до утра не проснусь, аккуратно встала с постели, отцепила капельницу, и медленно направилась к окну. Это первый раз, когда я решилась заглянуть, куда попала, хотя догадка уже была в голове.

«Не ошиблась»- горько усмехнулась, хватаясь руками за подоконник.

Частная поликлиника Соколова, созданная для специального «обслуживания» (без слов понятно, для кого), имеющая лучшее медицинское оборудование и специалистов высшей категории, располагалась недалеко от города, и также в двадцати километрах от особняка Сокола. Посторонних здесь никогда не было, а рассекречивать ужасы, что порою здесь случаются, никто не мог. Мужчина умел убеждать людей, да и платил слишком много за молчание.

Сбежать не удастся. Во-первых, вокруг парк, переходящий в лес. Во-вторых, охрана, так «заботливо» поставленная ко мне, и шагу за палату не даст вступить. В-третьих, помогать никто не станет. Засада по всем фронтам.

Мотнув головой, опустилась на пол, прислоняясь спиной к стене. В голове была пустота, и ни единого желания бороться.

Апатия.

Стоило глазам чуть прикрыться, и накатили первые волны боли.

Препараты переставали действовать.

Кажется, мир резко перевернулся, меняя краски и ощущения. Воспоминания, которые отгоняла долгое время, всколыхнули сознание. Смех. Смех Роберта слишком отчётливо звучал в голове. Но…

Этого не могло быть.

Издевательство.

Его нет.

Мёртв.

Мой брат мёртв.

И действительно, пришла реальность. Вот так. Неожиданно. Кто-то выключил свет будто. Мир потух, чтобы зажечь неимоверную гнетущую боль. Болело не только сердце и душа. Болело всё тело.

Слёзы, стекающие по щекам, казались уже обычным делом, поэтому внимания на них не обращала. Были куда важнее мысли…

И вина.

Вину я не просто ощущала. Это было что-то поистине ужасное. Как наказание. Как реальность.

Когда-то Роберт избрал свой жизненный путь, рассказал о нём родителям, а те просто выставили его из родного дома, а потом и во все отказались. Они много раз говорили мне, что мой брат мёртв для них, и все разговоры о нём были под запретом. Однажды, мать даже ударила меня, когда я начала просить её, отпустить меня к близкому человеку. И никогда не могла понять родитель, их мысли и ту жизнь, которой они жили. Нет. Они не были монстрами, но мнение окружающих для них было важнее всего. Стоило понять эту истину, и я сразу поняла, что мне нужно и главное — кто. После совершеннолетия и окончания экстерном колледжа, собрала всего один чемодан, оставила записку родителям, где подробно описала, какими вижу их Я, и, не сожалея, не раздумывая, улетела в Россию.

Выражение дикого удивления и неверия на лице Роберта, в тот день, когда я оказалась на пороге его квартиры в Москве, не забуду никогда. Он ничего не стал слушать. Просто впустил меня в свой дом и в свою жизнь. Нам не нужны были слова. Целый день мы провели вместе. Сначала сидели на диване в гостиной и, обнявшись, наслаждались тем мигом. Потом, как в старые времена, смотрели комедии, продолжая обниматься. И так до утра, пока не пришла реальность.

Соколов был удивлён не меньше Роберта, увидев меня на кухне брата тем утром. А я… Я хотела обнять, увидеть улыбку на лице мужчины, но вместо этого он приказал Роберту отвезти меня в аэропорт и отправить к родителям обратно. Кажется, я никогда не злилась так.

Не верила.

Но брат знал меня слишком хорошо, и знал, что я не смогу уехать. Да и он сам не хотел. Рядом наконец-то появилась та, кто его любит. Та, кто не даст скучать. Та, кто любит всем сердцем. Та, ради которой Роберт будет жить.

Естественно, скандалы с Аристархом продолжались долго. А я, на зло мужчине, подружилась со всеми «предвестниками смерти», со всей охраной. Стала неотъемлемой частью мира мужчин. И пусть вошла я туда ради Роберта, но совсем скоро поняла, что каждый из этих ненормальных и пугающих мужчин стал мне слишком дорог. В конце концов Сокол сдался, разрешив остаться, но стал нарочно пытаться вывести меня из себя, задеть так, чтобы я сама смылась из страны. Но и этот замысел мужчины быстро раскусила, и вместо злости стала проявлять веселье.

Потом стало не до наших выяснений отношений.

Один за другим, «предвестники» стала умирать. Точнее, их ловко убирали, как фигуры со шахматной доски. Да, тогда удалось, пусть и с опозданием, но остановить противника, но теперь история повторялась.

Думала, покинув Россию, начав новую жизнь, ужасы прошлого меня оставят, и жизнь у мужчин будет без смертей. Ошиблась. Хотя глупо было даже предполагать, что всё для таких, как мы, закончится хэппи эндом.

Но в голове билась мысль, что я покинула брата в самый тяжёлый момент. Будь я рядом, он бы был жив. Я бы не дала причинить ему боль никому. Лучше бы умерла сама. Но он был бы жив.

И вновь в мыслях всплыл его образ: улыбка, карие глаза, в которых столько счастья и любви, желания жить! Его смех сейчас вызвал боль, заставляя сгибаться, словно меня со всего размаха ударили в живот. Мелькающие картинки наших общих моментов счастья так и мелькали в голове, проносясь ярким калейдоскопом.

А я продолжала винить себя.

Чем дальше заходили мои предположения о том, как могла бы сложиться судьба брата, откажись я от своего побега, тем сильнее становилась боль. Тем сильнее становилась моя ненависть на саму себя.