Эмма Миллс - До и после (ЛП)

— Это был действительно хорошо продуманный ответ.

— Спасибо. Я старался.

Когда я посмотрела на Кэса, он улыбнулся. Именно в моменты вроде этого Джейн написала бы о моих чувствах к нему. Я была привязана к Кэсу — вот как она выразилась бы. И это было правдой уже так давно, что я даже представить не могу, что было по-другому.

Чувства — один из моих любимых аспектов в книгах Джейн. Она понимала, что такое безответная любовь, каково это — томиться и надеяться. Но самая лучшая часть состоит в том, что иногда чувства становятся взаимными, и это несомненно привлекало меня еще больше. Героини осмеливаются полюбить, надеяться, их надежды разбиваются, но потом... все меняется! И в финале выясняется, что человек отвечает взаимностью. Они оба чувствуют то, что все это время испытывала главная героиня.

Кэс подобных чувств не испытывал. По крайней мере ко мне. Я была почти уверена в этом. Он заботился обо мне, но это была братская привязанность, он постоянно обнимал меня за плечи одной рукой, словно показывая «это мой приятель». И большую часть времени меня это устраивало. Это было хорошо. Но иногда...

Иногда мне так сильно хотелось его поцеловать.

В последний учебный день в восьмом классе я пришла домой в слезах, потому что после уроков наткнулась на Кэса, целующегося с Молли Макдауэл в кабинете домоводства. У Молли Макдауэл были длинные вьющиеся волосы, как у диснеевской принцессы, она играла в волейбольной команде и всегда носила вещи, которые вы умоляли маму купить. Эта ситуация не должна была меня удивить — очевидно, что кто-то настолько клевый, как Молли, и настолько клевый, как Кэс, притянулись бы друг к другу, — но она все же удивила и обидела меня.

Мама налила мне стакан молока, выдавила туда большую порцию шоколадного сиропа и сказала, что это просто не та вселенная, где мы с Кэсом созданы друг для друга. Может быть, в другой раз или в другом месте, может быть, если бы он был другим или если бы я была другой.

— Но ты не захочешь измениться ради мальчика, — сказала она. — Ты не захочешь меняться ради кого-то.

Моим ответом было нечто среднее между рыданиями и фразой «Ты не понимаешь». Но мама настаивала.

— Когда-нибудь кто-нибудь полюбит тебя ради тебя, такую, какая ты есть. И как бы сильно тебе ни нравился Кэс, этот человек будет для тебя намного лучше.

Тогда это не помогло. Рыдая, я выпила стакан молока, пошла наверх, врубила на полную громкость радио и спряталась под одеялом, ненавидя и Кэса, и Молли, и весь мир.

Глупо, но даже сейчас, даже на тупых послематчевых вечеринках, даже зная, что в отношениях с девушками Кэс уже зашел намного дальше, чем французский поцелуй с Молли Макдауэл в кабинете домоводства, воспоминание о них двоих периодически отдавалось спазмом у меня в животе. Просто короткий небольшой спазм где-то под грудной клеткой, который заставлял меня почувствовать, будто я снова в средней школе, заставлял тосковать по той вселенной, где мы с Кэсом вместе, и ненавидеть ту, в которой я не с ним.

Но я бы никогда не призналась в этом. Я просто улыбнулась, и мы поспешили по тротуару к моей машине, Кэс, засунув руки в карманы, и я, подняв глаза к небу. Это был прекрасный вечер.

Мы дошли до моей машины, которая стола на позорном расстоянии от бордюра и торчала на проезжую часть под неудобным углом. Я не могла параллельно припарковаться даже под угрозой смерти.

— Веди осторожно, ладно? — сказал Кэс, забирая у меня ключи и открывая дверь.

— Ой, а я-то собиралась вести безбашенно.

Кэс прижал руку к груди.

— Воспаление хитрости? — спросила я с усмешкой.

— Просто представляю мир без Девон Теннисон. Небо все черное и в клочьях, деревья высыхают и умирают, и все группы из Топ-40 развалились.

— Ты заметил, что мы никогда не говорим о реальных вещах?

Он усмехнулся:

— Я люблю тебя.

Я села в машину, наполовину желая приказать ему не говорить подобных вещей, а наполовину желая ответить тем же.

— На самом деле, веди осторожно, ладно? — сказал он, прежде чем я успела ответить.

— Ну, я собиралась попробовать ехать с завязанными глазами, но думаю, что смогу это отложить. Ради тебя.

Я знала, что прозвучало так же глупо, как «При условии, что ты оставишь для меня танец» Кэса. И я знала, что иногда в присутствии Кэса мой голос становится странным, каким-то хриплым, когда я пытаюсь говорить круто, сексуально и непринужденно, а получается так же по-идиотски, как когда Кэс разговаривает с Линдси. Но я ничего не могу с этим поделать.

Он постучал по крыше автомобиля.

— Спокойной ночи, Девон.

А потом закрыл дверь, шагнул на тротуар и стал смотреть, как я уезжаю.

5

Вторая неделя учебы, определенно, хуже, чем первая, особенно в выпускном классе. В первой неделе есть своя новизна: кто-то изменил цвет волос, кто-то потолстел за лето. Нужно запоминать новые лица. Привыкать к новым привилегиям.

Но ко второй неделе новизна исчезает. Теперь ты просто вернулся в школу, ни больше ни меньше, еще один год, такой же унылый, как и предыдущие три, несмотря на новое телосложение Джоша такого-то и возможность парковаться на стоянке для выпускников.

Единственное отличие, по-моему, состояло в том, что теперь, когда окончание было так близко, оно казалось еще дальше, чем когда-либо. Сейчас будущее после школы смутно маячило где-то вдалеке.

В понедельник я начала вялые поиски внеурочных занятий, надеясь найти что-нибудь до своей следующей встречи с миссис Уэнтворт. Не знаю, смогу ли я вынести холодный неодобрительный взгляд «успешного» льва, если вернусь с пустыми руками.

Между уроками я изучала школьную доску объявлений. Там числился осенний сбор яблок «Пепин». Отбор в волейбольную команду. Кружок рисования. Команда по эко-марафону. «Будущие революционеры американской науки» искали кого-нибудь с автомобилем, чтобы поехать в музей науки. Школьному оркестру требовался еще один ударник.

Я не соответствовала почти никаким требованиям. Большую часть времени у меня была машина (когда, как все древние машины, она соглашалась сотрудничать), но я не видела себя революционеркой любого рода, и последнее, что мне было нужно, — это проводить больше времени с Фостером. Я была слишком неуклюжей для спорта и совершенно лишена вдохновения, чтобы заниматься рисованием. Эко-марафон имел потенциал, но одна только мысль о том, что придется проводить дни, анализируя экосистемы и разговаривая о слоях атмосферы, нагоняла на меня сонливость.

К тому времени как раздался звонок, у меня было столько же внеурочных занятий, как и до похода к доске с объявлениями, — ноль.

* * *

Во вторник, ни свет ни заря, Фостер снова загромыхал на кухне. Я только со стоном перевернулась в постели. Вторник означал урок физкультуры.