Эмма Миллс - До и после (ЛП)

— Тебе не кажется, что это тупо — все время таскаться за ним следом?

Я не ответила, но на самом деле я и не прислушивалась.

— Ты не чувствуешь себя тупой, зависая поблизости в ожидании него? — повторил Фостер, слегка подпрыгивая на скамейке, как резника, которую то и дело растягивают.

— С чего мне чувствовать себя тупой?

— Потому что он не зависает поблизости и не ждет тебя. Неужели ты не хочешь такого парня, который будет тебя ждать?

— Он мне не парень. Мы просто друзья.

— Так зачем ты закрываешь дверь в комнату всякий раз, когда он приходит?

— Чтобы ты не вошел.

— Сексом вы там не занимаетесь?

— Нет! — Я оглянулась на Фостера, почти наверняка, самого костлявого, самого незрелого четырнадцатилетнего мальчишку во Флориде, а может, даже и во всем мире. — Нет. Никто не занимается сексом где попало.

— Уверен, что есть люди, которые занимаются сексом прямо сейчас. По всему миру. Уверен, что сейчас миллионы людей занимаются сексом. В Европе сейчас ночь. Разве люди в большинстве своем не занимаются сексом ночью?

— Прекрати говорить о сексе, Фостер.

— Почему? Тебе неприятно? Кэс заставляет тебя нервничать? Знаешь, я могу его стукнуть. Я знаю, как бить.

— Никакого битья. Никаких разговоров. Давай просто помолчим, ладно? Давай поиграем в «рот на замок».

— Хорошо.

Фостеру нравилось думать, что он лучший в этой игре. Я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что моя мама затевала ее, только чтобы я помолчала, когда была маленькая. Он тоже достаточно взрослый, чтобы это понять.

— Подожди-ка. Нас забирает твой папа? Потому что я не поеду с Кэсом. Он воняет.

— Сам ты воняешь.

Пауза.

— Я понимаю, что ты сделала.

Я вздохнула.

— Рот на замок, Фостер.

— Ты первая.

Я провела сомкнутыми пальцами по губам. Фостер сделал то же самое, и наступило временное затишье.

Затишье длилось всю дорогу домой, даже после того как я, по сути, проиграла, поприветствовав папу.

— Как в школе? — спросила мама вечером, положив одну руку на бедро, а в другой держа деревянную ложку и помешивая соус для пасты. Фостер торчал перед телевизором, а папа был в своем кабинете. В доме было тихо, не считая чуть слышного бульканья соуса и приглушенного гула телевизора Фостера.

— Хорошо.

Я принялась накрывать на стол, потому что знала, что мама все равно попросит меня этим заняться.

— Как Фостер?

Ненавижу такие вопросы. Что тут ответишь? Как будто он погодные условия. Фостер был облачным с восьмидесятипроцентной вероятностью выпадения осадков.

— Кажется, хорошо, — сказала я, доставая из шкафчика салфетки. Я еще не совсем привыкла брать четыре вместо трех.

— Думаешь... — Она так явно старалась говорить непринужденно. — Думаешь, он хорошо вписывается?

— Прошло всего лишь три дня.

— Но как ты думаешь, он заводит друзей?

— Не знаю. — Это ложь. — Я не много его вижу. — Это тоже ложь. Я знаю, что он не заводит друзей, иначе не таскался бы постоянно за мной.

— Что насчет физкультуры?

Когда я училась в десятом классе, физкльтуру сделали обязательным предметом для девятиклассников, а поскольку я слишком долго оттягивала, то была обречена провести два семестра единственной выпускницей среди целого класса переполненных гормонами девятиклассников.

— У нас был только один урок, — сказала я.

— И?

— И мистер Селлерс говорил нам о форме и спортивном расписании, и все. — Мама открыла было рот, но я продолжила: — Насколько я знаю, никто не впечатывал его в шкафчики, не обзывал и не обращался с ним иначе, чем с любым другим новичком.

Это, кажется, ее успокоило, но я знала, что, скорее всего, только на время, так что я бросила приборы на стол и поторопилась уйти в свою комнату, пока она не спросила еще что-нибудь.

Вечером, перед тем как лечь спать, я позвонила Кэсу. Это одна из моих любимых вещей: свернуться под одеялом, прижав к уху телефон, зная, что засну, как только нажму отбой.

— Номер четыре, — услышала я приглушенный голос Кэса, — с пепси и... Привет, Дев, напомни мне, чтобы я рассказал тебе про тренировку... и бургер без маринованных огурцов, но добавьте кетчуп.

Кэс практически не способен сосредоточить внимание только на одном разговоре. Но сложно даже упрекать его за это; он просто получал удовольствие от постоянной занятости, интересовался всем и вся. Но когда он действительно был нужен как друг, он сдерживался.

— Что случилось на тренировке?

— Тренер устроил разнос Марберри... — Потом в окошко: — Спасибо, чувак, можно мне пару салфеток? — И снова мне: — ...потому что тот едва не убился, пытаясь свалить Эзру.

— Зачем он это сделал?

— Потому что он долбаный идиот, — неразборчиво сказал Кэс, потому что теперь он одновременно ел, разговаривал и вел машину. — Нет, ну серьезно, он злится, что его переставили на позицию сэйфти [1], а Эзра только начинающий раннинбек [2]. — В его голосе обозначилась лишь легкая мрачность, которую я уловила только потому, что знала его много лет. — И, знаешь, из-за Кубка.

Все знали. Вдобавок к тому, что еженедельник «Парад» назвал его в числе лучших игроков Америки, Эзра Линли был выбран в команду Восточного побережья для участия в Армейском кубке страны. Весь город поднял по этому поводу такой шум, что невозможно было зайти в туалет и не наткнуться на плакат «Темпл-Стерлинг гордится своим лучшим игроком Америки», глядящий на тебя с двери кабинки.

— Да, — сказала я. — Какая захватывающая и неожиданная возможность для него.

Кэс засмеялся. На плакате под заголовком «Темпл-Стерлинг гордится своим лучшим игроком Америки» была написана еще одна строчка: «Захватывающая и неожиданная возможность для ученика нашей школы Эзры Линли».

Последовала пауза, во время которой, я уверена, Кэс сунул в рот еще картошку фри, потом он спросил:

— Как твой новый брат?

— Не называй его так.

— Но ведь так и есть.

— Плохо, что я не хочу подходить к нему в школе? В смысле, я все время вижу его дома, но делает ли это меня, ну, плохой?

— Почему это делает тебя плохой?

— Не знаю. — Конечно, я знала. — Его только что бросила мать.

— Да? Джо Перри тоже бросила мама, а когда я в последний раз проверял, ты говорила, что он самый отвратительный в мире.

— Я не...

— Так и было, два раза. А дважды — это как «отвратительный» в квадрате.

— Это, наверное, самая ботанская вещь, которую ты когда-либо говорил.

— Не меняй тему. Ты ненавидишь брошенных детей.

— Я никого не ненавижу! — Я знала, что он меня дразнит, но я всегда подыгрывала ему. — И мама Джо уехала, когда он был во втором классе. Это другое.

— Неважно, как давно это было, брошенный ребенок есть брошенный ребенок.

— Перестань говорить «брошенный ребенок»!