Julia Liss - Судьба не прячется в шкафу

Возможно, все было бы иначе, если бы Эрик смог унять свой эгоизм…

В начале улицы слышится рык мотоцикла.

Едет… Он едет.

Гул стоит на много километров, мотоцикл несется, разрезая воздух. Напротив гнусная улыбка Эрика.

Минута.

Минута — это так много. За минуту может родиться человек, а может умереть. За минуту может засиять солнце, а может пустить снег…Что такое минута?

Лишь 60 секунд, разделяющие нас, которые превратились в вечность…

Визг тормозов.

Мокрый асфальт сыграл не на руку.

Появившийся откуда-то черный внедорожник.

Визг и его тормозов.

Минута.

Минута может разделить двух людей навечно, а может соединить.

Моя минута замерла, когда тело Эрнеста ударилось о лобовое стекло встречной машины, пустив по его периметру паутинку, а затем приземлившись с глухим стуком на крышу, отлетело на асфальт.

Чьей-то крик разрывает тишину. Эрик замер и даже не моргнет.

Отталкиваю его силой и бегу.

Светофор мигает красным, а я бегу наплевав на машины.

Вокруг уже столпилась толпа зевак, выбежал даже водитель внедорожника и испуганно хватается за голову.

Падаю на колени перед телом Эрнеста… На голове нет шлема, наверно, отлетел при ударе.

Беру его за голову и приподнимаю Зову. Кричу до самой хрипоты, но он молчит.

— Отрой свои чертовы глаза!

Смотрю на свои руки в алых пятнах непонятного происхождения. Это же не кровь, да?

Вокруг шепчутся люди «Он жив?», «Живой?».

Конечно, он живой! Он не посмеет бросить меня! Не посмеет уйти вот так!

Сирены. Много сирен.

Меня оттаскивают от него, не смотря на все сопротивления.

Мужчина в форме полиции крепко держит, пока медики ощупываю его.

Ну, давай же…

Молоденькая медсестра замирает, положив руку на пульс…

— Он живой?! — кричу я. Она смотрит на меня, затем снова на него. — ЖИВОЙ?! — хриплым чужим голосом повторяю я.

— Пуль слабый! Нужно срочно в больницу! Носилки! — кричит мужчине, который оперативно извлекает из машины носилки. Его перекладывают, затем заталкивают в машину.

Вырываюсь из рук полиции и бегу к нему.

— Кто вы ему? — спрашивает медсестра. — Ехать могут только близкие родственники.

Молчу, не понимаю, что она хочет от меня слышать. Смотрю на спокойное лицо Эрнеста…Словно спит. Не считая ссадин на лице…

— Девушка? Нам нужно ехать!

Снова чьи-то руки цепляют меня сзади и оттаскиваю от машины скорой помощи. Двери захлопываются и та срывается с места.

Оборачиваюсь — Эрик.

— Это все ты! — кричу, затем бью кулаком по груди. — Ты во всем виноват! — еще один удар.

Эрик пытается обнять меня, но я не щадя луплю его по груди и плечам.

Слезы застилают глаза, я не вижу ничего, и ничего не слышу.

— Будь ты проклят! — снова кричу.

Меня хватаю за плечи и оттаскивают от него.

— Полина! — дрожащий голос Лики раздается за спиной. — Полина… Успокойся… — Глаза полные слез, она прижимает меня к себе.

Откуда она здесь?

Не могу сдерживаться и взрываюсь рыданиями. Лика гладит меня по голове, успокаивает, но я чувствую, как ее слезинки падаю мне на макушку.

— Я узнал, в какой он больнице! Можно ехать! — К нам подходит Эмир с Алисой.

Пейзажи меняются, сливаются в один поток серого цвета, а моя минута никак не закончится. Кусаю в кровь губы… Легкая боль помогает не заплакать снова. Отвлекаюсь.

Машина останавливается у больницы, выскакиваю и бегу, сбивая на пути все. Жестами и ломаными фразами пытаюсь узнать у медсестры где Эрнест, но ничего не выходит, пока к нам не подходит Эмир.

В реанимации…Остановка сердца по дороге…

Ватными ногами иду к дверям за которыми сейчас лежит Эрнест.

Только борись.

Падаю на стальное кресло. Что-то говорит Алиса, тихонечко всхлипывает Лика. Эмир исчез.

Считаю квадратики плитки на полу. Сбиваюсь на пяти и начинаю все заново.

Вскоре в коридоре появляются родители Эрнеста.

Рыдающая мать, безликий отец… Лика, которая жмется к груди папы, как котенок.

— Мой мальчик… Как же так… — жалобно шепчет Мария, прижимаясь лбом к прохладной стене.

Эмир выходит из кабинета рядом в форме и без лишних объяснений ныряет в двери операционной.

Не выдерживаю, встаю и иду на улицу. Мне нужен свежий воздух прямо сейчас. У выхода снова сталкиваюсь с Эриком.

Уже не улыбается, надо же…

Не сейчас. Пытаюсь обойти, но он преграждает путь.

— Полина… Прости меня! Прости меня за все! Ты права, это виноват я! — глаза наполняются слезами, но мне не жалко его.

— Попросишь у него, когда он… — сглатываю ком, — придет в себя.

Обхожу и уже почти оказываюсь на улице, как до меня долетаю его слова.

— Это я нанял трех отморозков, чтоб его избили после нового года.

Замираю. Не могу пошевелиться. Что он говорит? Каких отморозков?

В голове всплывает картина пьяного Эрнеста на лавочке, его разбитая губа и бровь…

— Мне так жаль…Я не знаю, почему творю все это…Но ведь он первый начал!

— Это твой брат. С ним не нужно соревноваться…

Делаю шаг и закрываю дверь. Я не хочу ничего слышать. Какой же он мерзкий! Какой он ужасный!

Хватаю воздух ртом, как рыбка. Горячие слезы оставляют соленые дорожки на щеках. Внутри все органы сдавливает пустота. Тело трясет в предсмертном ознобе, но мне не холодно. Мне никак.

Заполняю легкие свежим воздухом, но меня начинает мутить.

Нет, здесь еще хуже… Здесь слишком далеко от него.

Как только подхожу к дверям, оттуда выскакивает Эмир. Вокруг него тут же собрались все.

— Как он? — щебечет мать. — все хорошо?

— Не знаю, мама… Слишком много крови потерял, к тому же внутренние кровотечения. Я сейчас иду сдавать ему кровь… Врачи делают все возможное.

Мать снова зарыдала в голос, Лика коротко кивнула и села обратно на кресло, где покачиваясь, не отрывала взгляда от пола.

Алиса гладит ее по плечу, прислонившись лбом к ее виску.

Эрик стоит в углу, обхватив себя руками.

Прислоняюсь к стенке и сползаю по ней. Закрываю глаза — передо мной темнота. Но не та, что пугает многих, а та, что очаровала меня однажды. Темнота его глаз, и свет его сердца.

Улыбка, такая родная рисуется в памяти, оживляя все воспоминания.

Вкус сегодняшнего кофе.

Приятные ощущения от его прикосновений.

Взмах его ресниц у меня на шее.

Снова начинает трясти. Только не тело, а все внутри.

Голову накрывает стеклянный купол, и я больше не слышу тихие рыдания матери, шёпот Алисы и шорох от ботинок отца. Я больше не слышу ни единого звука. Тишина давит на перепонки, проникает в мозг и ударяет по нервам.

Усердно тру виски, где уже пульсирует острая боль.

Смотрю на свои руки… Засохшие, потрескавшиеся пятна крови больно режут глаза. Начинаю усердно тереть их, но они никак не хотят стираться. Слезы срываются с глаз и окропляют пол.