Кристина Мизухара - Полный привод, или Километры вдоль нормальности

Но у мистера Фортескью плита оказалась невысокой и небольшой. К своему стыду, Жаклин её видела впервые.

– Здравствуй, дядюшка, – поздоровалась племянница с надписью на плите. – Это мы.

Александр молчал. Девушка тоже затихла. Мужчина искоса наблюдал за Жак и когда убедился, что она не плачет и не расстраивается сильно, обнял за плечи и впился в губы жадным поцелуем. Так обычно целуют, когда не хотят, чтобы видели их лица. Оторвавшись, он ободряюще сжал её ладошку и сделал шаг в сторону. Девушка вопросительно вскинула на него голову.

– Не ходи за мной, – отстранённо чужим голосом попросил её парень. – Встретимся возле машины, хорошо? – попятился он по направлению к восточной части кладбища. – Жди меня там.

Она мелко закивала.

– Да-да, хорошо.

Александр развернулся и отправился прочь.

Шагал он быстро, очень быстро, но по мере приближения к могиле отца, его прыть постепенно сходила на нет. По ряду, где лежал мистер МакЛарен-старший, его сын уже шёл тяжёлым, грузным шагом. Наконец, он заметил знакомый обелиск и, подойдя, остановился напротив.

Теперь они были вдвоём: он и отец.

Александр последнее время всё чаще и чаще вспоминал отца, сам того не желая. Открывая и узнавая: каково это, быть папочкой, он поневоле сравнивал себя со своим родителем. И скорее всего, этого уже не изменить.

Но сейчас он пришёл не за этим. Ему очень, очень-очень, ещё раз, хоть на минуточку, захотелось побыть сыном. Сыном своего отца. Говорят, что дети перестают быть детьми, когда сами становятся родителями. А у Александр внутри свербело обратное: дети становятся настоящими, полноценными детьми, с отдачей, мощной обратной связью, пониманием, но уже без эгоизма, потребительского отношения и грубости, только когда сами становятся родителями и он – первое тому подтверждение.

К тому же, даже если у человека будет десять детей, для своих родителей он так и останется ребёнком. Парню очень хотелось, чтобы отец мог бы порадоваться своему сыну, ставшему отцом маленькой девочке Эдельвейс. Но тот не дождался. Ушёл. Ему это не показалось интересным, не нашёл он такое важным. Александр вспомнил Дэлли. Неужели ему может когда-нибудь сделаться неважным её успехи, её жизненные шаги?

Парень вроде бы как стремился к могиле отца, чтобы побыть с ним, поделиться радостью, но сейчас стоял и понимал, что опять скатывается в упрёки.

– Мне даже отцовство не помогает, – проговорил он вслух не понятно кому. Сын стоял и изо всех сил старался простить родителя. Хоть за что-нибудь, хоть по какой бы то ни было причине! Он давно к этому стремился. Даже живя в Америке. И тут, грубо говоря, подвернулось это отцовство, и вот он самым прямолинейным способом использует его, чтобы понять отца и простить.

И не может.

Он подумал, что ему следовало бы вести себя проще. Не прятаться за размышления, а просто заплакать от обиды и поклясться здесь, в Шотландии, что никогда не бросит своего ребёнка и свою семью.

Но даже этого он сделать не смог. Не позволял себе. Он не будет любить свою семью, только лишь из боязни нарушить клятву. Он любит, не может по-другому и всё.

В принципе, Александр мог быть свободен. Сказать спасибо отцу за такой урок, который он ему преподал и уйти. За то, что показал, что никогда, ни в коем случае не стоит так делать.

От такого накала мыслей и эмоций парень внезапно отключился, и из его головы и нутра каким-то волшебным образом пропало всё подчистую. Он был пуст. Как носитель со стёртой информацией.

И вот тут мужчина испугался. Он явно почувствовал, что если простит отца, то станет равнодушней, а ему никак нельзя становиться на эту скользкую дорожку. Равнодушие его засасывает. Как бездна, в которую он всматривается. Вместе с равнодушием самоубийство родителя станет частью его жизни, чуть ли не рядовым событием. Поэтому от греха подальше, сын решил оставить всё как есть.

– В любом случае, это была твоя жизнь. – Единственное, что решил он сказать вслух, тут же развернулся и широким шагом направился прочь по свежей зелёной траве поступью сына, который так и не простил своего отца.

Жаклин ждала его на лавочке недалеко от машины. Девушка приготовилась встретить мужчину хмурым и недовольным и уже начала придумывать, как бы его отвлечь.

Но Александр приближался весьма энергичной походкой, с довольной физиономией и горящими глазами. Она даже немного растерялась.

– Давно ждёшь? – улыбнулся парень.

– Нет, – немного заторможено мотнула головой Жаклин, поднимаясь с лавочки навстречу.

Он приблизился вплотную и как будто даже с разбегу накинулся на неё. Обнял, сильно прижал и опять впился в губы. На этот раз целовал нежно и с благодарностью.

– Садись в машину, – пригласил он, отстранившись.

– А мы сейчас куда? – поинтересовалась девушка, огибая капот Q7.

– К Итану. Поставим машину. – Улыбнулся водитель.

«Значит, я успею с ним поговорить», – успокоилась Жаклин.

Для начала, немного обсудив завтрашний отъезд в Лондон, они заговорили о переезде в Штаты. И когда Александр принялся рассуждать о том, как это можно устроить, как он приедет за ними, и как они потом все вместе будут собираться и уезжать, Жаклин долго его слушала, не перебивая, а потом положила ладошку на разделительный бардачок.

– Подожди, – воровато скосила она глаза на парня. – Не торопись.

Глава 68 Гусеница по имени Доротея

Глава 68

Гусяница по имени Доротея

– Горячая?

– Горячая.

– Вот видишь, я же говорю.

– И что делать?

– Сейчас принесу градусник.

– Какой градусник! Нужно врача вызвать!

Жаклин, развернувшись уходить за инструментом, остановилась с вытянувшимся лицом.

– А я кто, по-твоему?

Тот шумно выдохнул и с досадой запустил руку в волосы.

– Но ты же не педиатр! А тут нужен специалист!

Жаклин сложила губки бантиком и поправила на носу невидимые очки.

– Довожу до Вашего сведения, мистер МакЛарен, что перед Вами врач приёмного покоя с жетоном Спасателя и правом работы в медицине катастроф.

Мужчина кулаком ударил в ладонь и посмотрел на лежащую в постели дочь.

– Вот-вот, катастроф. Это катастрофа.

– А здесь никакой катастрофы нет, – продолжила доктор Фортескью, пропустив мимо ушей его исчерпывающий «диагноз», и указала рукой на Дэлли, – а, вероятнее всего, простая акклиматизация у ребёнка. Сейчас дам ей парацетамол, и завтра она будет в порядке. Ну, может, ещё раз к вечеру поднимется температура опять…

По мере того, как она произносила последнее, «тюльпаны» всё сильнее раскрывались от ужаса.

– Опять! – схватился за лоб их обладатель.

– Да, опять, – Жаклин уже начала подумывать, куда бы ей сбежать на этом крохотном островке и хорошенько посмеяться. – А ты как думал: дети растут.