Логан Ченс - Изучи меня

На следующий день мы с Лекси вышли на улицы Нью-Йорка, чтобы осмотреть достопримечательности. Эмпайр Стейт Билдинг. Статую Свободы. Таймс Сквер.

Мы были везде. А напоследок заглянули в Чайна-таун, чтобы присмотреть себе сумочки.

— Боже мой, здесь столько всего, что я хочу, — говорит Лекси. Она прыгает от продавца к продавцу, проводя рукой по различным тканям и текстурам.

Свежий воздух обдувает мое тело, когда я пытаюсь притвориться счастливой. Я все еще чувствую, как все скручивается глубоко внутри. Почему он не звонит?

Мы возвращаемся, наши руки загружены покупками Лекси.

— Марли, я хочу сказать, что горжусь тобой. Посмотри на все, что ты сделала, — изливает она свои чувства, пока мы идем в сторону моего дома.

Я закатываю глаза, улыбаясь ее похвале.

— Да, большое достижение. Я спала со своим профессором.

Лекси останавливается, а люди движутся вокруг нас.

— Марли, ты не можешь выбирать, кого хочет твое сердце.

Я хочу, чтобы тротуар раскололся и поглотил меня целиком.

— Я прямо «настоящий победитель», да?

Она взяла меня под руку и начала движение.

— Слушайся свою старшую сестру. Не думай так, — отчитывает она меня. — Если ты сможешь делать это здесь и сейчас, то сможешь сделать когда и где угодно.

Я смеюсь.

— Ты же не просто так это сказала.

Она улыбается.

— Не заставляй меня петь, — говорит она. — Серьезно, ты живешь в одном из величайших городов мира. Ты выучила схему метро, и тебя не ограбили. Ты учишься в медицинской школе, и ты влюбилась. Да, любовь — отстой, но судя по всему, это грандиозно.

— Грандиозно? Ты под кайфом? — я смеюсь, а она улыбается.

Лекси похлопывает меня по руке.

— Ага, под кайфом из-за великолепной сумочки, которую купила. Нет, я рада за тебя.

Подумай обо всей бесплатной терапии, которую я тебе устраиваю. И не волнуйся из-за Хьюстона. Он вернется когда будет готов. Ты — удивительная девушка, — говорит она, проводя нас сквозь толпу людей.

Я прищуриваюсь.

— Хорошо, что ты сделала с моей сестрой?

Она толкает меня своим бедром.

— Я серьезно.

Ее улыбка слегка приободрила меня. Лишь слегка.

— Давай пока не будем возвращаться. Мне нужно еще кое-что купить.

Мы гуляем по улицам Нью-Йорка, занимаемся шопингом, смеемся и едим. Я скучала по своей сестре. Мы хватаем с прилавка хот-доги, и Лекси ведет шутливые разговоры об их сходстве с фаллосами.

— Хочешь посмотреть шоу на Бродвее или заняться еще чем-нибудь необычным, что делают сучки? — спрашивает Лекси.

Я смеюсь.

— Да, конечно. Давай прогуляемся по Центральному парку.

Позже вечером, когда Лекси надоедает гулять по городу, а ее живот переполнен хот-догами, мы возвращаемся домой и я бросаю взгляд через дорогу на квартиру Хьюстона. Свет не горит. Там никого нет. В мое сознание врезается это окно, как последнее воспоминание о нем.

Возможно, мне не нужно забывать, может быть, мне нужно помнить. И именно к этому я стремлюсь .

Тяжело было оставлять Марли.

Наблюдая за тем, как капли текут по стеклу окна поезда, когда я направляюсь в Принстон, в дом моих родителей. Я прислоняюсь головой к стеклу, закрывая глаза, чтобы подумать о своей жизни.

О моей так называемой жизни. О жизни, которую я перестал проживать, когда у меня забрали Натана.

Я бы хотел сказать, что Дженнифер справилась с его смертью лучше меня, но она путешествовала по тому же темному пути отчаяния.

Я хотел смерти после смерти Натана, молил об этом.

Говорят, когда умираешь, то твоя жизнь проносится перед глазами. Но что, если то что происходит сейчас со мной, и есть предсмертная быстрая вспышка воспоминаний, и я уже умираю?

И если это так, то это самый медленный путь к смерти.

Я делаю глубокий вдох, когда поезд приближается к остановке в Принстоне.

Я позвонил своей сестре, чтобы она меня забрала, и когда выхожу с вокзала, она ждет, прислонившись к серебряному «Мерседесу».

— Привет Кэти, как дела? — говорю я, подходя к ней.

— Это я должна тебя об этом спросить, большой брат. Ты неважно выглядишь, — она улыбается, ее карие глаза сверкают, и мы обнимаемся.

— В действительности, сейчас мне намного лучше, чем до этого.

Она еще раз меня сжимает, прежде чем отпустить.

Мы едем по дороге в дом, где я вырос. Мы не разговариваем. Нам это не нужно.

Она понимает меня лучше большинства людей. Комфортная тишина, больше нам ничего не нужно.

Она знает, что я пытаюсь.

Черт, я хочу жить нормальной жизнью, в которой не думал бы о Натане каждую секунду каждого дня. Я скучаю по всему, что с ним связано. И я никогда его не забуду. Но иногда мне нужен перерыв.

Сестра паркует машину на длинной подъездной дорожке, покрытой крупной галькой. Глядя на стоящий передо мной дом в колониальном стиле, я вытираю ладони о джинсы.

Сейчас или никогда.

Кэти открывает дверь. Мои родители стоят возле входа. Мой нос щекочет запах гортензий. Холл заполнен увядающими цветами в память о вчерашнем дне. О годовщине смерти Натана. Они тоже его потеряли, и иногда я так сильно проникаюсь своими собственными страданиями, что забываю о том, что они тоже страдают.

Отец идет вперед, и я шепчу:

— Прости.

— Ты прощен, сынок, — он обхватывает мое тело своими сильными руками, притягивая к себе.

В течение последних двух лет, когда кто-нибудь когда-нибудь упоминал моего сына, я ломался. Поэтому моей целью стало отталкивание моей семьи.

Когда-то мы с отцом были очень близки; у нас были отношения, которые я всегда хотел иметь с Натаном. Прощение моего отца значит для меня все, и я плачу, когда он крепко прижимает меня к своей груди.

Мой отец тоже плачет, а рядом со мной плачут мама и сестра. Я поднимаю голову и развожу руки, чтобы притянуть и их в объятия.

Мы плачем всей семьей. Это именно то, что нам сейчас нужно.

Через некоторое время мать уводит нас на кухню. Она готовит ужин, пока по радио играет тихая музыка.

— Хьюстон, а Дженнифер там будет? — спрашивает отец с беспокойством в глазах.

— Надеюсь, — впервые с тех пор, как мы с Дженнифер развелись, я хочу ее увидеть.

Мы ужинаем все вместе, как в старые добрые времена.

После этого отец отводит меня в сторону.

— Он всегда будет твоим сыном. Тебе не нужно его забывать. Не существует правильного способа для того, чтобы горевать. И я горжусь тобой, сынок. Ты преодолел намного больше всего, с чем я смог бы справиться.

— Спасибо, пап, — говорю я, снова обнимая его.

— Натан обожал тебя. Ты был его сияющей путеводной звездой, но твой свет погас.

Я не думаю, что он бы хотел этого для тебя.

— Да, — я провожу рукой по затылку.

— Тебе нужно снова найти свой свет.