Холден Ким - Гас (ЛП)

Она выглядит так, как будто выиграла приз. У меня скручивает живот, я знаю, что она права. Не могу этого объяснить, но я не трахал, а любил ее. Я запутался. Мне срочно нужно убраться отсюда.

Я уже отодвинул дверь и практически вышел, когда следующие слова объясняют все.

— Прошлой ночью ты называл меня Опти. Что это значит?

К горлу моментально подступает тошнота, а глаза режет от скапливающихся слез. Ее рот оскверняет это имя. Нет ничего хуже, чем слышать, как Клер произносит ее имя. Я моментально разворачиваюсь и нависаю над ней, тыча пальцем в лицо.

— Никогда не произноси этого имени снова! — кричу я.

Выражение триумфа сползает с ее лица, и она шокировано смотрит на меня.

Франко выпрыгивает из кровати, хватает меня за руку и вытаскивает из комнаты. Потом усаживает за стол возле водительского места и вручает сигарету и зажигалку.

— Эд, сделай, пожалуйста, остановку. Гасу нужно выйти и охладиться, — говорит он водителю.

У меня так трясутся руки, что едва получается прикурить. Эд останавливается на обочине, я натягиваю кеды и куртку и выхожу на заснеженную дорогу. Франко присоединяется, когда я уже практически докуриваю первую сигарету.

— Что случилось, тупица?

Он сосредоточенно смотрит на меня, нахмурив брови и сжав губы. Его обычное выражение, когда происходит что-нибудь плохое.

Я пожимаю плечами и делаю еще одну затяжку. Но она не успокаивает меня. В голове продолжает пульсировать, сердце бьется как сумасшедшее, а тело трясется.

— Ты в курсе нашего утреннего разговора? — Стены настолько тонкие, что если он не спал, то, определенно слышал.

Франко кивает головой.

— И ночного тоже.

Я присаживаюсь на корточки и закрываю лицо руками. Я не смущен, нет. Я потерян. Тру глаза и ладони почему-то оказываются мокрыми. Прикуриваю еще одну сигарету. Я бы лучше отрезал себе руку, чем услышал ответ на этот вопрос, но все же заставляю себя задать его: «Что я такого сказал ей прошлой ночью?»

— Ты не помнишь? — Это даже не вопрос, он знает, что это так. Просто пытается увильнуть от ответа.

Я качаю головой.

Франко чешет лысую голову, не желая отвечать. Но я знаю, что, в конце концов, расскажет, потому что именно так поступают друзья. Они говорят все, даже если ты не хочешь этого слышать.

— Я не буду вдаваться в детали, но … когда вы занимались сексом, ты называл ее Опти. Ты сказал, что любишь ее, чувак.

Я разворачиваюсь и кричу во все легкие. Такое ощущение, что голова раскололась надвое. Боль невыносимая, но от этого мне только больше и дольше хочется орать.

Выдохнувшись, я пытаюсь отдышаться, но неожиданно меня начинает рвать. Вся вчерашняя еда оказывается на снегу и кедах. Желудок быстро пустеет, но тело все равно пытается исторгнуть хоть что-то. Лишь когда это прекращается, я понимаю, что плачу, стоя на коленях в снегу и рвоте. Я плачу так же, как в момент ее смерти. Как будто наступил конец моего гребаного света. Франко опускается рядом и кладет руку мне на спину.

— Мне больно, чувак, — задыхаясь, говорю я. — Я скучаю по ней. Я так скучаю по ней.

— Я знаю. — В его словах нет осуждения.

Хорошо, что рядом находится именно Франко. Он знает, как разговаривать со мной. Больше никому я бы не смог сказать этих слов. Даже Ма.

— Я не знаю, как быть Гасом без нее, чувак. Я чувствую себя потерянным.

— Знаю.

Я поднимаюсь с колен и смотрю на него.

Он колеблется, как будто хочет что-то сказать, но не уверен стоит ли это делать.

— Послушай, я осознаю, что это не мое дело, мужик. Если тебе нравится Клер…

— Нет. Не понимаю, что я вообще делаю с ней, — обрываю я его.

Франко вопросительно приподнимает брови.

— Ну ладно, знаю. Трахаю. Использую. Она — способ отвлечься. Ничего более.

— Не забывай, она помогла тебе с лекарствами.

Как-то не похоже на Франко.

— Это теперь так называется? Лекарства?

Он прищуривается?

— Да, — осторожно говорит он. — Несколько недель назад я, не вдаваясь в подробности, поговорил с ней о тебе и сказал, что, по-моему мнению, тебе нужно сходить на прием к врачу. Через пару дней она сообщила, что все организовала и, пока мы с ребятами ходили поужинать, приходил доктор и прописал тебе снотворное и антидепрессанты.

— Доктор? Не знал, что у Клер есть лицензия на медицинскую практику.

Мне не нравится то, что она обманывала Франко. Но, на самом деле, я делал тоже самое.

Выражение его лица меняется, вена на лбу начинает пульсировать, а глаза темнеют, в них появляется напряжение. Я знаю, что последует за этим.

— Что ты принимал?

— Кокаин, таблетки, все, что она мне давала.

В мгновение ока Франко оказывается на ногах и несется к автобусной двери. К моему удивлению, я бегу за ним и хватаю его за руку, пытаясь не дать зайти в ее комнату. Когда он зол, то очень силен. Обычно, это происходит очень редко. За пять лет я видел его в таком состоянии всего дважды. В ярости он выглядит устрашающе. Я не смог удержать Франко. Клер стоит возле кровати, завернутая в легкое покрывало. Она бледна, но полна решимости. Франко орет на нее.

— Что ты с ним сделала?

Когда она не отвечает, а вместо этого вызывающе складывает руки на груди, он взрывается снова. В этот раз кричит еще громче. Она вздрагивает.

— Я сказал, что ты, черт возьми, с ним сделала ?

На ее лице появляется ухмылка, и она переводит взгляд на меня.

— Ничего, чего бы он сам не хотел. Ведь так, милый?

Теперь я уже крепко держу его сзади за бицепсы. У Франко от ярости дико трясутся руки.

— Ты, черт возьми , обманула меня!

Не знаю, как это возможно, но он вопит еще громче.

Никакого ответа.

Франко показывает на нее пальцем.

— Держись от него подальше! Слышишь меня? Держись, черт возьми, от него подальше. Не давай ему ничего. Не разговаривай. Даже не смотри на него.

Она переводит взгляд на меня, и я понимаю, что за этим ледяным фасадом плещется страх. Клер знает, что за такие вещи можно пойти под суд.

— Густов — взрослый парень, Франко. Я его ни к чему не принуждала. Он сам хотел.

Мне никогда не нравилась Клер, но сейчас ее немного жаль. Она находится прямо в эпицентре урагана “Франко”, хотя на ее месте должен быть я.

— Клер права, чувак, — раздраженно произношу я.— Она никогда не заставляла меня. Если тебе нужно на кого-то выплеснуть злость, то пусть это буду я.

Франко поворачивается, скидывая держащие его руки, и пристально смотрит на меня. Я знаю, что попал.

— Я в ярости, Гас. В гребаной ярости . О чем, черт возьми, ты думал? Послушай, — он бросает взгляд на Клер, как будто не хочет, чтобы она была в переделах слышимости, и продолжает, — Я знаю, ты сейчас дерьмово себя чувствуешь. Я это знаю . — Он понижает голос. — Мы все скучаем по ней, чувак. Но так нельзя. Ты знаешь, как бы она разочаровалась в тебе, если бы была здесь и наблюдала за твоим гребаным падением?