Холден Ким - Гас (ЛП)

— Где твои манеры, мальчик? Ты собираешься мне представить эту восхитительную юную леди? — внимательно посмотрев на Густова, говорит она.

Я краснею, а он ухмыляется.

— Миссис Рэндольф, это Скаут Маккензи, сестра Пакстона. Она живет с нами.

Густов раньше никогда не называл меня по имени и мне нравится то, как оно звучит из его уст.

— Здравствуйте, миссис Рэндольф. Рада с вами познакомиться. — Я протягиваю руку, и она крепко сжимает ее своей холодной ладонью.

— Я вижу, как ты бегаешь по утрам.

— Пытаюсь, — кивая головой, отвечаю я.

— А еще я вижу, как ты уезжаешь по утрам с Одри.

Я снова киваю.

— Я работаю помощницей Одри, поэтому она подвозит меня.

— Тебе нравится работать на нее? — безжалостно продолжает пытать меня миссис Рэндольф.

И я снова киваю. Несмотря на допрос, она не сильно на меня давит и мне почему-то хочется заслужить от нее похвалу.

— Да. Очень нравится. Весной я получила диплом и это моя первая настоящая работа. Я многому на ней учусь.

Удовлетворившись моими ответами, она, наконец, прекращает расспрос.

— В этом-то и весь секрет. Ты находишь то, что тебе нравится, и с энтузиазмом начинаешь пробовать себя в этом. Жизнь не течет по инерции, в ней нужно постоянно вдавливать чертову педаль газа в пол. То же происходит и в любви, и в развлечениях. Никакого движения по инерции. Только педаль в пол. — С этими словами она переводит взгляд на Густова, который так и продолжает поддерживать ее за левую руку. — А теперь я готова сесть. — Он проводит миссис Рэндольф обратно к креслу и помогает удобно устроиться в нем.

— Ты хороший мальчик, — с улыбкой глядя на него, говорит она.

— Спасибо, миссис Р. — ухмыляясь, отвечает он ей.

— А она хорошая девочка, — подмигнув, добавляет пожилая женщина, а потом вновь включает на телевизоре громкость и обращает все свое внимание на оживленную игру, которая разворачивается перед ней.

Воскресенье, 26 ноября (Гас)

— Ма, какие у нас планы на День благодарения? Все как обычно?

Ма готовит тыквенный пирог. Это что-то типа разогрева перед большим праздником в четверг. Она делает так каждый год: начинает печь тыквенные пироги за неделю до Дня благодарения и заканчивает примерно через две недели после. Ну а я ем их каждый день — утром, в обед и вечером. В конце концов, начинаю ходить в туалет "по-тыквенному" и мне становится тошно даже смотреть на них. Но в следующем году за неделю до Дня благодарения все начинается заново, и я стою на кухне, как какой-то тыквенный наркоман после долгого воздержания и трясусь в ожидании, когда из духовки появится первый пирог. И тогда я отрежу себе половину, обмажу ее взбитыми сливками и... съем. Да, вот такой я тыквенный обжора.

— Ну да. Все как обычно, — передразнивает она меня. — А ты хочешь чего-нибудь новенького в этом году? — Я практически слышу надежду в ее голосе. Она хочет, чтобы я предложил что-нибудь другое, чтобы ей не пришлось переживать воспоминания об обычном Дне благодарения, с Опти и Грейси.

— Я подумал, что, может, стоит пригласить Келлера и Стеллу к нам?

Она разворачивается ко мне, и по ее глазам я вижу, что Ма по душе эта идея.

— А ты уже говорил с Келлером, Гас?

— Не-а, пытался пару месяцев назад, но ничего не получилось, — покачав головой, отвечаю я. — А ты?

— Ну, я думаю, что это замечательная идея. — Она не отвечает на вопрос, и я понимаю, что ее ответ был бы "да", потому что она разговаривала с ним. Но другого я и не ожидал, ведь Ма — самый лучший человек в мире.

— Отлично, тогда пойду и позвоню ему.

***

Когда я, наконец, захожу в свою комнату и нахожу в телефоне его имя, у меня уходит десять минут на то, чтобы набраться смелости и нажать на "вызов". В Миннесоте сейчас восемь тридцать вечера; надеюсь, я не разбужу Стеллу, если она уже спит.

После третьего гудка трубку снимают. Я делаю глубокий вдох, ожидая услышать его голос и прочувствовать эмоции, которые он у меня вызовет. Но вместо этого раздается тоненький, сладкий и сонный голосок.

— Алло? — Это его дочь, Стелла.

— Ну, привет, мисс Стелла. — Напряжение мгновенно покидает меня, и я расслабляюсь.

— Кто это? — спрашивает она так, как будто проверяет все его звонки.

— Гас. Ты помнишь меня, Стелла?

— Папочка, тебе звонит Гас! — кричит она, а потом нормальным голосом добавляет. — Папочка в туалете. Он пошел "покакать".

Я смеюсь, и мне становится так хорошо.

— Ну что сказать, людям приходится делать это довольно часто. Как у тебя дела, Стелла?

— Хорошо. Я хожу в детский сад, где мы готовимся к школе. Мою учительницу зовут мисс Купер. Она милая, но от нее пахнет абрикосовым желе, а я его не люблю. А вот мой дедушка, который живет в Чикаго, его любит и намазывает на тосты.

Я начинаю смеяться еще громче. Обожаю маленьких детей; все, что они говорят настолько невинно и правдиво.

— Как поживает твоя черепаха?

— С мисс Хиггинс все хорошо, — радостно отвечает Стелла. — Ей нравится Миннесота. — Она замолкает, и я слышу голос Келлера, что-то говорящий ей. — Минуточку, папочка. Я еще не закончила разговаривать с Гасом. — А потом Стелла вновь продолжает общение со мной. — А ты сейчас в Калифорнии со своей мамочкой, Гас?

— Да. Здесь хорошо и тепло. Ты должна приехать к нам в гости, Стелла.

Теперь она снова разговаривает с Келлером.

— Гас говорит, что мы должны собраться и навестить их в Калифорнии. Можно мне поехать? Ну пожааалуйста.

Я едва слышу, как Келлер пытается успокоить ее.

— Можно мне сначала поговорить с Гасом, малышка, а потом уже решим. Ты не могла бы отдать мне телефон?

— Минуточку, папочка. Я должна попрощаться с ним. — После этих слов она вновь обращается ко мне. — Папочке нужно поговорить с тобой, Гас. Пока.

— Пока, Стелла. И передавай привет мисс Хиггинс.

— Хорошо.

Когда Келлер берет трубку, его голос звучит слегка нерешительно и изумленно.

— Привет, Гас. Спасибо за то, что развлек Стеллу, пока меня не было.

— Да-а, она сказала мне, что ты был на толчке.

Он фыркает от смеха и теперь его голос звучит хоть и немного смущенно, но облегченно. Как будто он рад непринужденности нашего разговора.

— Пожалуйста, только не говори, что моя маленькая девочка использовала именно эти слова.

— Не-а, она сказала, что ты был в туалете и какал.

— Боже, это ничем не лучше, — вздохнув, отвечает он.

И после этих слова мы оба расслабляемся.

— Она замечательная, Келлер.

— Ага. Должен признаться, я стал практически невосприимчив к любым неловким ситуациям. Искренность маленьких детей закаляет нас, мужик. От нее никуда не спрятаться, и она объявляет о себе во всей красе в самое неподходящее время.

— C чистосердечием невозможно тягаться, — улыбаясь, отвечаю я.