Норма Джин Карлссон - Кружки любви

Обычно Джордан стоит за прилавком рядом со мной. Утром я пеку, прежде чем мы открываемся, и, когда рабочий день подходит к концу, то заканчивается он вот так. Мне пришлось поставить все точки над «i» в самом начале, чтобы не работать до изнеможения. Но жители любят тыквенный хлеб, и я чувствую, что не должна бросать это.

Так что я нарушаю свои собственные правила и выпекаю в течение дня, пока не распродам все. Кексы являются лакомством для меня. И они не попадают под правила.

По крайней мере, вот что я говорю себе, когда в конечном итоге делаю их большинство из дней.

Как только кладу хлеб в духовку, я беру кексы на толстом, белом, керамическом блюде и несу в зал. Подхожу к двери и вижу свою милую нервничающую пару, их переплетенные пальцы на столе и улыбки. Люблю это.

— Латте и зеленый чай, Эм, — Джордан кричит через плечо, когда я расставляю маффины за стеклянной витриной.

— У вас есть тыквенный хлеб? — спрашивает клиентка, и я начинаю выполнять заказ.

— Сожалею. Мы все продали, — Джордан извиняется, и я дарю виноватую улыбку.

— Это мой любимый. Ну, не самый любимый. Мне также нравится шоколадный торт. Ох, и клубничное песочное печенье весной. Ох… персиковый пирог летом тоже! — взволнованно восклицает она, улыбка до боли расползается на моих губах.

Я оборачиваюсь и пододвигаю к ней ее напитки. Она постоянный клиент, преподаватель, я так думаю. Анна.

— Анна, мне нужен час-полтора, чтобы выполнить ваш заказ, — говорю я, в то время как Джордан берет ее деньги.

— Я буду ждать. Спасибо, Эмили, — девушка отзывается с теплотой в голосе, и эта теплота сделала мой день.

Я переключаю внимание с Джордана, принимая заказы, ряды наших клиентов редеют. Еще есть постоянный поток клиентов в течение дня, так что не бывает ни одного свободного столика. Моя нервничающая пара заказала еще латте и тыквенного хлеба через два часа после встречи. На этот раз я нарисую два сердца, и подарком мне будет их смех, когда я принесу им кружки любви.

— Ты такая сентиментальная, — отчитывает меня Джордан, пока я двигаюсь обратно к прилавку, который стоял в этом кафе с тех пор, как оно было построено в начале 1900-х годов.

Хотя оно и реставрировалось бесчисленное количество раз, но блеск и тепло, которое оно дарит, до сих пор захватывает дух.

Я толкаю Джордана локтем в бок и принимаюсь переставлять тающие пирожные и выпечку за стеклянную витрину у конца прилавка.

— Эм, ты должна признать, что у тебя самые радужные перспективы на жизнь.

— Ты просто брюзга, — фыркаю я, выкладывая последние две буханки тыквенного хлеба на передний план.

— Кто, черт возьми, называет кого-нибудь брюзгой в твоем возрасте? Тебе двадцать восемь или девяносто?

— Хорошо. Ты придурок, Джордан. Так лучше? — насмехаюсь я, вставая и приглаживая мой грязный, темно-серый фартук вниз.

— Ты только что назвала меня придурком? — спрашивает парень в ужасе, его большие голубые глаза выкатились под копной белокурых волос, явно нуждающихся в парикмахере.

Я поднимаю бровь, скрестив руки на груди. Это сестра-брат — часть наших отношений. Он толкает меня, но я не двигаюсь с места, тогда Джордан изображает удивление.

— Я думал, что ты ругаешься только, когда пьешь текилу. Ты уже потягиваешь соус на кухне?

— Да, это дает мне силы выдерживать тебя каждый день, — говорю я с сарказмом.

Парень протягивает ко мне свои длинные, мускулистые руки и кладет их на плечи, не забывая положить подбородок на мою голову.

— Ты бы не знала, что делать без меня, — бормочет он в мои волосы.

— Нет, не знала бы, — говорю я со вздохом, обнимая его за талию.

Джордан — мой лучший друг. Он, наверное, лучший друг — кроме моей мамы — который когда-либо у меня был. Мы пререкаемся и дразним друг друга почти постоянно, но, когда доходит до дела, мы не боимся показать свою любовь.

Я переехала в Блаффсайд из пригорода Канзас-Сити после того, как моя мать умерла. Она боролась с раком молочной железы почти десять лет. Я горжусь, что стояла рядом с ней, помогала держаться, но так и не смогла больше оставаться там, когда она ушла.

Слишком больно было находиться в доме без нее. Я трачу три часа на езду, чтобы навестить бабушку с дедушкой и отца раз в пару месяцев. Они понимают, почему я ушла. До того, как в моей жизни появился Джордан, моим лучшим другом была мама.

Она всегда была моей матерью, заботливой и доброй, строгой и оберегающей, но я могла поговорить с ней, как с подругой. Даже будучи подростком, я проводила свои выходные вместе с ней, смеясь и шутя. Даже когда она была больна, мама никогда не теряла искру. В ее зеленовато-золотых глазах горел огонь. До тех пор, пока она не сделала свой последний вздох, он оставался. И когда тот ушел, часть меня умерла.

Джордан принес обратно свет в мою жизнь. Я действительно не знаю, что буду делать без него. Он это тоже знал, когда сжимал меня крепко в объятиях. Прочистив горло, я выворачиваюсь из рук Джордана, чтобы поприветствовать клиента.

— Что я могу для вас сделать? — спрашиваю я коротко. Мне не нравится Сара. Она работает в бутике по улице вниз от магазина. Одевается красиво и модно — так, как ей нравится. Я зашла к ней в бутик, как и в любой другой, расположенный на улице Крест, главная дорога, которая проходит через центр города, где расположены все магазины — когда только-только открылась.

Я взяла все кексы и кофе. И чувствовала себя, как Красная Шапочка с корзинкой в руках и моим красным шарфом, обмотанным на голове.

Сара взглянула на меня и высокомерно вздернула нос. Ее слова были достаточно вежливыми, но выражение лица было таким, как будто я помочилась на ее пол. Я предложила ей свое угощение и умчалась оттуда со всех ног. Когда я вышла и перешла на другую сторону, то увидела, как она выбросила кексы в помойку. Я чувствовала себя, как Большой Плохой Волк, но ничего не сказала и не сделала. Просто продолжила свой путь к другим магазинам. Это были чертовски хорошие кексы!

Кафе просто искрит от напряжения, когда она приходит. Я не хожу в ее бутик Тайлоред, и поэтому она редко заходит сюда выпить кофе. Когда она приходит, я прошу Джордана обслужить ее. Сегодня не повезло.

— Обезжиренное карамельное латте, но без кофеина и сахара, — она говорит, как будто я должна была все запомнить.

— Было проще заказать воду, — слышу я ворчание Джордана себе под нос.

Я прячу ухмылку, записывая ее заказ. Не стесняйтесь, заказывайте кофе, которое вам нравится. Мне нравится старый добрый американо и меня не волнует, что пьют другие люди. Чем бы дитя ни тешилось. Джордан считает, что если ты заказываешь кофе и рассказываешь ему, что ты не хочешь, чтобы в нем было, то заказывать кофе смысла нет.

— Так, какие планы на осенний фестиваль? — спрашивает она, щелкая своими ухоженными ногтями по прилавку, перебрасывая шелковистые каштановые волосы через плечо. Как может кто-то такой красивый быть таким уродливым внутри?