Ольга Лексевна - Галерея чувств (СИ)

— Дышала свежим воздухом, говорят перед сном полезно, — я демонстративно складываю на груди руки и теперь более внимательно окидываю их взглядом. — Так вы поговорили или как?

— Оксана, — теперь поднимается отец, оттягивая свитер вниз. Чем они тут занимались, недоумеваю я.

— Боже, — вздыхаю я, если мои опасения верны, то новый приступ тошноты мне гарантирован, — это прямо цирк какой — то.

— Твоя выходка недостойна поведения взрослого человека.

— Да ладно? Ты серьезно? А ваши выходки достойны поведения взрослых людей? — я вскидываю брови и сверлю их обоих упрямым взглядом.

— Мне не нравится твой тон! И между собой мы разберемся, но ты…

— Так и разбирайтесь, а меня оставьте в покое, — я прохожу мимо них, забираю со стола все необходимое, и, прижав все это точно сокровище к своей груди, направляюсь в свою комнату. Но они, конечно же, следуют прямо за мной.

— Не надо за мной идти, — с угрозой в голосе шиплю я. — Обещаю, бритвы в руке у меня нет, папа!

— Что? — взвизгивает мама, — Андрей, о чем она говорит?

— Валя, позже, — огрызается отец, пытаясь зайти в комнату вместе со мной, но я ловко закрываю дверь прямо перед его носом. Щелчок и дверь закрыта.

Вот и все. Я кидаю на пол листы бумаги и черный уголь, громко включаю на телефоне музыку, сильно жалея, что у меня нет с собой наушников. Но и так будет ничего, по крайней мере отвлечет от требовательных голосов родителей за дверью. Сажусь на кровать и с минуту задумчиво смотрю на весь свой инвентарь, притащенный с собой.

— Ну что, грязь? Вытащим тебя наружу?…

Просыпаться не хотелось, но я, все же пересилив в себе утреннюю лень, с трудом открываю глаза, которые тут же начинает резать яркий солнечный свет. Я щурюсь, прикрывая глаза ладонью. Похоже, нескольких часов сна им было недостаточно, чтобы как следует отдохнуть. Выключаю все еще играющую музыку на телефоне, соседи этой ночью наверняка тоже плохо выспались. Так же не без удовольствия отмечаю, что до занятий у меня еще есть некоторое время, и позволяю себе как следует потянуться и дать привыкнуть глазам к солнечному свету. Я лежу на кровати все еще полностью одетая, вокруг меня лежат раскиданные в беспорядке рисунки. Признаться, я думала, мне будет труднее, но сейчас я чувствую странную легкость внутри, и это, несмотря на то, что тело мое кажется совсем разбитым. Спать в одежде была явно плохая идея. Я беру в руки первый попавшийся набросок. На нем запечатлен Стас, высокий, привлекательный, каким я его и запомнила, но теперь я отчетливо вижу в нем гнусного мерзавца.

— Никакой ты не клевый! — хриплым ото сна голосом бормочу я, — ты подонок, мразь. Ты большой кусок дерьма! Понял?

Презрительно отшвыриваю набросок обратно и начинаю подниматься. Несколько минут я занимаюсь тем, что с полным безразличием собираю все свои рисунки в хронологическом порядке и убираю их под подушку. Затем переодеваюсь в более удобную одежду и выхожу из комнаты.

Надо бы умыться, но сначала кофе. Я медленно плетусь на кухню и дергаюсь от испуга, когда понимаю, что там кто-то есть.

— Вы что, все еще здесь? — я с удивлением таращусь на своих родителей, спокойно сидящих за моим столом.

— Оксаночка, а мы уже кофе приготовили, — подозрительно ласковым голосом говорит со мной мама. Не помню, чтобы она когда-то вообще называла мое имя так ласково. Папа как-то расстроенно проводит рукой по волосам, вид у него такой же, как чувствую я себя сейчас, абсолютно разбитый.

— Вы что, не ложись? — наверное, я сейчас похожа на взлохмаченного попугая.

— Мне, к сожалению, уже надо бежать, — папа подходит ко мне, обнимает, и со словами: — У тебя все в порядке? — гладит меня по голове точно маленькую девочку. Я молча киваю, и он снова обнимает меня уже более крепко. Откуда этот приступ небывалой родительской нежности? Не то, чтобы я жалуюсь, но все же это так не привычно.

— Мы обязательно увидимся на этой неделе, хорошо? В пятницу, как обычно, идет? — спрашивает папа, внимательно глядя мне прямо в глаза. И я снова киваю. Он целует меня в лоб и уходит, оставляя меня один на один с женщиной, которая внешне похожа на мою мать, но ведет она себя слишком… как бы это сказать… слишком мило?

— Представляешь, Андрей уже и в магазин сбегать успел. У тебя дома шаром покати, Оксана! Так ведь нельзя! Чем ты вообще питаешься, эти твои булки и рогалики только желудок забивают, к тому же ужасно сказываются потом на фигуре. Ты что, растолстеть хочешь?

А нет, все как обычно. Я молча сажусь на стул, ожидая лекцию от мамы за свое поведение, но вместо этого она ставит передо мной чашку горячего кофе и садится рядом.

— И что же купил папа? — спрашиваю я, с наслаждением отпивая восхитительный бодрящий напиток.

— Обезжиренный творог, сухофрукты, мед, крупу, в общем, все, что нужно для полезного завтрака! — мама как-то странно суетится, она нервничает, и я с опаской смотрю на нее, ожидая, что же будет дальше. Мои натянутые нервы вернулись в свое обычное состояние, и теперь я практически готова принять все то, что заслужила за свою вчерашнюю выходку.

— Так вы что, не спали?

— А? Что? — мама испуганно смотрит на меня, а потом натянуто улыбается. — Спали? Нет, мы не спали.

— Угу, — я тянусь к своим вредным булочкам, и мама, как это ни странно, никак это не комментирует.

— Что угу?

— Нет, ничего, — безразлично пожимаю плечами и с удовольствием вгрызаюсь в мягкую плоть выпечки. Да, я голодна как волк!

— Оксаночка, — опять начинает мама называть меня этим странным ласкательным именем. — Я не знала, ничего не знала.

— Что ты не знала? — я с удивлением приподнимаю бровь, хотя каким — то отдаленным чувством понимаю, о чем она говорит. Сердце начинает стучать быстрее, а щеки пылать.

— Я не знала про бритву, — выдыхает она, и на ее лице, возможно впервые, я вижу неподдельное, настоящее раскаяние. Она порывисто обнимает меня, так что я чуть не проливаю свой кофе и аккуратно отставляю его в сторону. Я обнимаю ее в ответ, немного неловко и даже неумело. Объятия между нами вообще явление редкое, тем более такое настоящее.

— Если бы я только знала, — она гладит меня по волосам и начинает всхлипывать, — если бы я только знала! Но я, правда, ничего не знала, отец мне ничего не говорил. Я думала, вы только не поделили с Леной мальчика, вот и все. А ты такая красавица! Да у тебя таких сотни буду, тысячи и даже лучше, чем этот глупый Стас!

Я морщу нос от ее слов о тысячи моих предполагаемых возлюбленных.

— Все в прошлом, мама, — я стараюсь говорить мягче, еще не до конца осознавая, что папа смог такое утаить от мамы. — Но зачем он так поступил с тобой? И со мной тоже?

Мама, наконец, отстраняется, и я замечаю какими красными стали ее глаза.