Кирк Дуглас - Танец с дьяволом

— …мистер Тэд Роузмонт, — вдруг услышал он голос комментатора, — бывший президент лос-анджелесского «Секьюрити-бэнк», признанный судом виновным в расхищении пяти миллионов долларов, сегодня начал отбывать свой приговор в федеральной тюрьме Ломпок… — Дэнни взглянул на экран. — О-о, старый знакомый! Тот самый, закадычный друг Стоунхэма! Его лучезарная американская улыбка потускнела, когда он в наручниках входил в ворота тюрьмы, — где проведет два года.

Дэнни выключил телевизор. Боэски, Роузмонт — мелочь по сравнению с Джи-Эл, а тот смышлен. Он знает, как вести дела, чтобы не вляпаться. Его так просто не ухватишь.

Он пошел на кухню, выбросил сардины в мусоросборник. Перед глазами стояло красное лицо Стоунхэма, острый язык, слизывающий мартини с мокрых тонких малиновых губ.

Что ж, найдется управа и на него. И ему придется когда-нибудь давать отчет в том, как он распорядился своей жизнью, и тогда никакие богатства не помогут и не спасут.

Дэнни задумчиво вытирал руки кухонным полотенцем. Черт побери! Как же это он раньше не додумался! Он даже стукнул кулаком по краю раковины. «Человек» — ведь это пьеса о стяжательстве, прямая параллель! Это вовсе не о художнике! Его собственная неизбывная вина сбила его с толку.

Действие фильма будет разворачиваться на Уолл-стрит.

Приехав на авеню Звезд, Дэнни на подземной многоярусной стоянке с трудом нашел своему «ягуару» место и, твердя про себя его номер, 4–2В, поднялся в лифте на восемнадцатый этаж. Чем ближе был он к цели, тем сильнее волновался. Он вошел в приемную юридической фирмы, владельцев у которой было не меньше, чем у конторы, представлявшей интересы Стоунхэма, и его почти сразу же проводили в кабинет Стива Гордона.

Этот фешенебельный и неброско отделанный кабинет, от пола до потолка заставленный солидными томами в кожаных переплетах, произвел на него гнетущее впечатление. Дэнни, не садясь, а расхаживая по ковру вдоль высоких окон, выходящих на океан, который в этот прозрачный день не был скрыт туманной дымкой, изложил суть дела.

— Могу ли я вернуть свою дочь?

Стив подошел к нему, притронулся к его плечу:

— Прежде всего сядьте.

Дэнни не тронулся с места.

— Стив, только я вас очень прошу ответить мне коротко и ясно, без этой вашей юридической абракадабры и по возможности без латыни.

— На этот счет можете быть спокойны, — улыбнулся одними глазами тот. — Я ведь тоже отец и понимаю ваши чувства. Так сколько лет Патриции?

— Семнадцать.

— И все-таки, Дэнни, сделайте милость — сядьте, — он подвел его к дивану и усадил. — Ну что мне вам ответить? Пожалуй, что нет.

— То есть у меня нет никаких законных прав на нее? — вскинулся Дэнни. — Выходит, что Стефани подписалась как бы за нас обоих?!

— Дэнни, что там Стефани наподписывала — это дело десятое…

— Так почему же мы не можем притянуть этого мерзавца к суду? Я готов биться до последнего — сколько бы это ни стоило! Я последнюю рубашку заложу!

— Ну, во-первых, на такой процесс никаких рубашек не хватит, а, во-вторых, там без столь ненавистной вам абракадабры не обойтись. И все равно — дочку вам это не вернет, — Стив говорил тихо и монотонно. — Ладно. Представим себе, что мы подаем в суд. Патриции уже семнадцать. Ее придется выводить на процесс, Дэнни, и любой судья непременно спросит ее, с кем она хочет быть. Неужели вы хотите, чтобы она прошла через это? — Дэнни сцепил челюсти так, что на щеках заиграли желваки. — Говорю вам как друг, а не только как юрист: откажитесь от этой идеи, нельзя загонять девочку в угол.

— Так что же мне делать, Стив?

— Запастись терпением. Постараться наладить отношения с Патрицией. Показывать, что вы любите ее, невзирая ни на что. В конце концов, выбор действительно за нею.

— Стоунхэм держит ее чуть ли не взаперти и не дает ей видеться со мной. Я не могу поговорить с ней даже по телефону.

Стив обнял его за плечи.

— Надо найти способ, Дэнни, завоевать ее любовь и доверие, и я уверен — вы его найдете. Странно это прозвучит из уст юриста, но отцовская любовь горы может свернуть.

Выйдя от Гордона, Дэнни вспомнил, что в том же доме, но двумя этажами ниже, находится теперь агентство мистера Милтона Шульца — несколько компьютеризированных кабинетов. Дэнни еще не бывал здесь и в очередной раз поразился прихотливому вкусу миссис Сары Шульц. Милт сидел за столом в виде корявой грубо обтесанной коряги на тоненьких кривых ножках — в моде был этот стиль.

— Я пошел королевской пешкой… — говорил он в трубку и, увидев Дэнни, приглашающе взмахнул рукой. — Что? Ну да, сицилианская… Конечно, сицилианская, какая же еще? — Он показал на стул. — Да? Ферзевой гамбит? А что это такое? Ну ладно, ко мне тут пришли, за обедом поговорим. Да, я же обещал, значит, буду у тебя. — Он повесил трубку. — Вот они, детки-то. — Милт глядел на Дэнни из-за настольной лампы, сделанной из куска окаменевшего дерева. — Ведь это я выучил засранца играть в шахматы, а он теперь разговаривает со мной, как со слабоумным кретином. Да, кстати, о детях! Как со Стивом?

— Ты был прав. Мне стало легче. Спасибо.

— De nada [3] Не за что (исп.). , — почему-то по-испански ответил Милт. — Чем бы еще тебе помочь, старина?

— Чем? Удели исключительно мне одному пять минут твоего драгоценного времени.

Милт ткнул в кнопку селектора:

— Ни с кем не соединять! — И откинулся на спинку кресла. — Я весь — внимание!

— Милт, я решил все перекроить в «Человеке». Фильм будет начинаться с заседания правления некой корпорации, которое ведет крупный и нечистоплотный маклер с Уолл-стрит.

— Позволь, такое кино, кажется, уже есть?

— Какое кино?

— «Уолл-стрит».

— Да ты не понял! В нашем фильме только начало и финал происходят на Уолл-стрит.

— А впечатление такое, будто я это уже видел…

— Ты дослушай! На титрах идет душераздирающий вой сирены — «скорая помощь». У председателя правления какой-то фирмы, некоего Эдварда Эвримена, сердечный приступ. Носилки, карета, больничная палата. И вот отсюда начнется «флэшбэками» история его жизни. Лежа на смертном одре, он вспоминает ее.

— Боже, вот тоска-то! Секс хоть будет?

— Специально для тебя вставлю нескольких голых баб, — выдавил из себя Дэнни.

— И это будут лучшие сцены! Ну, дальше что?

— Дальше? Дальше будет его жизнь. Люди, ставшие нищими, потому что он закрыл фабрику… И прочее. Я еще не дописал. А в конце он понимает, сколько зла он причинил всем своей алчностью. Понимает, но уже поздно. Финал я дам такой: в предсмертном бреду он снова видит себя молодым, посреди Уолл-стрит, где падает и умирает. Ну, что скажешь?

— По крайней мере, это ко времени. Телевидение каждый божий день…