Марион Орха - Танец страсти

Оттуда и пошла тарантелла — народный танец, в котором пары кружились, и женщины в развевающихся юбках яростно топали ногами. Историки утверждают, что танец этот коренится в ритуалах, посвященных Дионису, и что с началом крестовых походов выражение плотских желаний стало рассматриваться как болезнь. Разумеется, чаще всего эта «болезнь» поражала людей во время сева и уборки урожая, когда крестьяне исполняли древние «разнузданные» пляски плодородия.

В Америке и в Австралии мужчины толпами валили в театр, хотя многие оставляли дома жен и дочерей. От чего, спрашивается, они оберегали женщин? Уж не от мыслей ли о том, что у женщины могут быть свои собственные желания? Что такое тарантелла без паука, и о чем заставляют вспомнить эти древнейшие создания? В царстве символов паук связан с чем-то таящимся в темных глубинах. Ну-ка, вдумайтесь: что темное, шерстистое крадется под покровом темноты? Что может таиться в ящике, где собрано то, о чем надо молчать? В нашем темном ящике с многочисленными табу? Давайте еще раз подумаем о пауке. Согласно древнегреческому мифу, Арахна сплела платок, изображавший любовные утехи богов Олимпа. Разгневанная Афина покарала Арахну, превратив ее в паука [53]. Таким образом, с античных времен образ паука и выражение сексуальности связаны между собой.

А что же настоящий живой паук? «Черная вдова» пожирает оплодотворившего ее самца. Для этой самой прожорливой из тварей (и ее австралийской родственницы под названием «красная спина») акт размножения превращается в танец смерти, хотя, впрочем, самец охотно отдает себя на съедение. Вспомните о тех мужчинах, что набиваются в зрительный зал и попеременно сыплют то оскорблениями, то комплиментами, поскольку они разрываются между восторгом и возмущением.

Лола переезжала из одного города в другой, и постепенно «Танец с пауком» изменялся, обретая иные сюжетные повороты. Тварь уже не удавалось благополучно вытрясти из одежды: паук успевал укусить свою жертву. Яд растекался по жилам, и Лола на сцене теряла силы либо кружилась до умопомрачения. В этом новом варианте представления ей приходилось танцевать без остановки, пока яд не вымывался из тела, иначе ей грозила неминуемая смерть. Представление стало еще более захватывающим и напряженным. Зрители с тревогой наблюдали, как Лола танцует до полного изнеможения. Порой казалось, что битва со смертью будет проиграна. Однажды Лола рухнула без сил и осталась лежать на сцене, а музыка продолжала играть. Тянулась минута за минутой, Лола не двигалась. Рабочим сцены пришлось самим поднять ее и увести со сцены. Кроме того, случались и другие неприятности. В труппе вспыхивали ссоры, пропадали деньги, сбегали актеры. В штате Новый Южный Уэльс во время представления в здание театра ударила молния.

Лола только что начала танцевать, как вдруг сверкнула ослепительная вспышка и раздался страшный удар грома. Светящийся шар пролетел сквозь черепичную крышу и пал на сцену, едва не задев Лолу, которая отпрыгнула и упала. Сверкнула еще одна вспышка, запахло как будто порохом. Сцена разломилась надвое, декорации загорелись. Театр наполнился дымом, пронзительно завопили женщины. Забегали рабочие сцены, пытаясь сбить пламя; импресарио кричал, чтобы тащили ведра с водой.

Среди общей паники Лола подхватила юбки и кинулась к рампе. Занавес упал у нее за спиной, и Лола вскинула руку:

— Не будем бояться! Представьте, что гром и молния — часть представления. Старый порядок рушится, однако поднимется новый, помяните мои слова! А сейчас продолжим!

Занавес снова поднялся, открыв взорам тлеющие остатки декораций; на них то и дело вспыхивали языки огня. В оркестровой яме подала голос одинокая скрипка, и Лола начала танцевать. Колеблясь на краю погубленной сцены, она неотрывно глядела в небеса, молча призывая стихию нанести еще один удар, отчасти даже надеясь, что это случится, что новый удар молнии раз и навсегда положит всему этому конец. Посреди царящей в театре сумятицы она продолжала танцевать. Она бы танцевала даже в гибнущих Помпеях, даже если бы наступил конец света. Зрители уходили из зала. Не в силах оторвать взгляд от по-своему пугающего действа на сцене, они пятились шаг за шагом, пока наконец зал не опустел.

Лола осталась в целом невредимой, если не считать нескольких царапин и синяков, которые она получила, упав на сцене. Однако она искренне сомневалась, стоит ли еще исполнять «Танец с пауком». После, в гостинице, она с удовольствием погрузилась в ванну и прикрыла глаза. В сущности, ее танцевальная карьера подходила к концу, ей не требовался Божий знак, чтобы это понять. У нее ныла каждая косточка, сил совсем не осталось, в ногах пульсировала боль, и словно острые кинжалы пронзали голову. После каждого выступления она теперь чувствовала себя опустошенной и обессиленной; с каждым разом ей приходилось все дольше восстанавливать силы. Если раньше «Танец с пауком» воодушевлял ее и вселял энергию и бодрость, то теперь он лишь выпивал энергию до капли. Печальная правда состояла в том, что тарантелла требовала выносливости молодой женщины, а Лола уже не была молода. В свои тридцать пять лет она с немалым трудом собирала необходимые силы и душевный огонь. Вдали еще погромыхивала ушедшая гроза, вода уже остыла, а Лола все не вылезала из ванны. Да: настало время либо вовсе уйти со сцены, либо найти продолжателя.

Австралия оказалась не только страной, где естественнее всего смотрелся «Танец с пауком»; здесь также совершенно естественно шли в ход хлысты. Когда Лола разъезжала по континенту, ее второе «я» с хлыстом в руке часто появлялось на страницах местных газет. Лола с готовностью хваталась за хлыст как за аргумент в споре, охотно позировала с ним для фотографов, порой даже использовала хлыст на сцене, в пьесах. Однажды в городке Балларат, неподалеку от Мельбурна, она сцепилась с очередным газетчиком. Все та же старая история: когда Генри Сикамп вздумал блюсти нравственность за счет знаменитой танцовщицы, остальное было неизбежно. Лола схватилась с редактором на главной улице городка; сначала в ход были пущены хлысты, затем — кулаки. В неравной схватке между хрупкой танцовщицей и громадным пьяницей (и почему столь многие газетчики так привержены к спиртному?) пострадала в основном репутация Сикампа. Он пал так низко, что вцепился Лоле в волосы и в юбки посреди улицы, у всех на глазах. Когда бойцов наконец развели, свидетели-горнорабочие забросали газетчика гнилыми помидорами, крича:

— Позор, позор!

В том же самом Балларате Лоле случилось познать и горечь поражения. Когда она проявила настойчивость, спрашивая, на какую именно сумму были проданы билеты, супруга директора накинулась на нее с хлыстом. Миссис Кросби была крупная дама, которая, в отличие от мистера Сикампа, не имела рыцарских соображений. Она так отхлестала Лолу, что сломалась рукоять хлыста, после чего миссис Кросби принялась тузить противницу кулаками. Побежденная Лола бежала. Отлично усвоив урок, она больше уже никогда не бралась за хлыст, чтобы сделать себе рекламу.