Наталья Медведская - Второй шанс

– Сынок, ну прости меня. Дело давнее, мало ли глупостей наделали в молодости.

Данила поднял мать, усадил на стул.

– Что вы не поделили в прошлом, меня мало волнует. Дело в будущем, что мне делать? Тебе придется смириться с моим выбором, я люблю Ивку. – Он успел поймать промелькнувшую в глазах матери озлобленность и подумал: «А ведь Ива права, не ужиться ей со свекровью».

Он впервые увидел родного человека с другой стороны, и эта сторона оказалась тёмной.

– Ну и жить в одном доме вам нельзя.

– Ты меня бросишь одну? Пойдешь в примаки? – Прозрачные слезы легко покатились из глаз матери.

– Нет, ты одна не привыкла, буду часто навещать, – пообещал сын. – Мне нужно подумать, куда привести будущую жену. – Ему хотелось как можно быстрее увидеть Ивку. Вчера он оставил её в растерянности, даже не поцеловал, уходя домой.

«Волга» остановилась возле фельдшерского пункта. Данила вышел из машины. На ступеньках стоял Арсений Петрович.

– Вот вышел подышать свежим воздухом, сегодня до обеда прямо наплыв больных, прорвало их что ли, – пожаловался врач.

– А Иванна не хочет подышать?

– Я отвез её домой минут двадцать назад, она изволила упасть в обморок. Знаете стресс, устроенный подружками вашей мамы, в положении Иванны очень вреден.

– Что устроили подруги матери?

Арсений Петрович коротко поведал о кляузах главврачу. Данила по мере его рассказа мрачнел всё сильнее.

– Ива больна? – Его голос дрогнул, он невольно подготовился к самому страшному сообщению.

– Вы знаете, кажется, я сказал лишнее. Спросите у неё сами. – Арсений Петрович смутился. – Мне пора. – Он торопливо скрылся в помещении.

Данила за десять минут передумал всё, что угодно. На кухню Самошиных ворвался с перепуганным видом. Ивка лежала на диване, укрывшись пледом, Елизавета Павловна вязала у окна, Саша делала уроки. Они дружно ответили на его приветствие и поспешили в дом. При этом бабушка подталкивала упирающуюся внучку в спину.

– Чем ты больна? – голос Данилы дал петуха.

– Ничем, – удивилась Ивка.

– Но Арсений сказал: ты упала в обморок. – Данилу меньше всего сейчас волновали доносы тёток, хотя позже с этим он тоже разберётся.

– Беременность не болезнь. Я не успела тебе сообщить, сама только узнала. А Арсений раньше меня догадался. Вот гад, опередил, – улыбнулась она.

– То есть, я буду отцом? – зачем-то глупо уточнил Данила.

Ивка увидела слёзы у него на глазах и совершенно дурацкую улыбку во весь рот. В следующую секунду он уже прижимал её к себе.

– Поосторожней, медведь, кости трещат, – полузадушено просипела она.

– Боже, как я испугался! Теперь я буду любить тебя в два раза больше.

– Ты как Матроскин, – засмеялась Ивка. Помнишь, кот обнимал корову с теленком в Простоквашино и говорил, что будет любить её в два раза больше, – пояснила она недоумевающему мужчине. – Кузнецов, ты поглупел от радости?

– Заметь, про корову ты сама сказала, – хмыкнул он и чмокнул её в нос.

– Ну до этого ещё месяцев восемь.

Данила присел на диван, увлекая за собой Иванну.

– С местом проживания нашей семьи я что-нибудь придумаю. В любом случае мы будем находиться на нейтральной территории. Прошлое оставим нашим мамам – будущее возьмём себе.

Он услышал облегчённый вздох любимой. Ивка положила голову ему на плечо. В следующую секунду почувствовал влагу на шее.

– Ты же никогда не плакала.

– Теперь научилась. Думаю это гормоны.

***

Данила закончил красить белой эмалевой краской межкомнатную дверь и отправился на улицу вдохнуть свежего воздуха. Апрельское солнце горячим шаром повисло высоко в небе. В саду цвели яблони, тёплый ветер приносил лепестки цветов до порога дома и щедро украшал ими голубые и серые плитки ступенек. В декабре он перебрал все варианты, размышляя, куда привести молодую жену. Помощь пришла, откуда не ждали. На скромной свадебной церемонии кроме их матерей, не разговаривающих друг с другом, была семья Тоневых с детьми и Арсений Петрович. Тоська, узнав о возникшей проблеме, предложила им купить дом её родителей в рассрочку.

– Если я со своими архаровцами раз в году решу приехать в гости, вы же примете?

– Конечно, Тося, но ведь дом служил вам дачей, – заметила обрадованная Иванна.

– Хороша дача так далеко от города, – хмыкнул Лёва. – Можно сказать, что вы нас выручите. Ещё немного, и дом начнёт разваливаться без присмотра. Там и сейчас ремонта выше крыши.

Появление новой семьи отметили в кафе районного городка Сайда. Мария Савеловна демонстративно не общалась с новыми родственниками, жеманно пробовала блюда и недовольно косилась на шумную ватагу детей. Дочь Иванны и трое мальчишек Тоси громко разговаривали между собой, а потом повеселили взрослых, устроив танцы. Выплясывал даже трёхлетний Кирилл, младший сын Тоневых. Тряхнула стариной и Елизавета Павловна, ответив на приглашение Левы на вальс. Данила смотрел на Ивку влюбленными глазами и всё не мог поверить, что она стала его женой.

Данила улыбнулся, вспоминая тот вечер в кафе. Собрал с крыльца горсть бело-розовых лепестков и вдохнул еле уловимый аромат. За январь и февраль он успел отремонтировать дом внутри. В марте навёл порядок во дворе, а в апреле закончил покраску окон, пола, а теперь и дверей. Он уставал неимоверно, разрываясь на два дома: мать придумывала всё новую работу. Затеяла поменять обои в комнатах и плитку в ванной. Данила молча выполнял её прихоти, надеясь, что она смягчится душой. И всё-таки был счастлив, ощущая такую полноту жизни, какой никогда ранее не испытывал. Он осязал каждую уплывающую секунду, наполненную радостью. Ивка помогала ему по мере сил. Иногда они оставались ночевать в своём новом доме. Данила первой отремонтировал спальню и поставил там кровать. В пустом помещении гулко раздавались их голоса. Шёпот Ивки достигал даже кухни, где на подоконнике стоял чайник с двумя чашками. Сидя на кровати, они пили его любимый травяной чай и мечтали о будущем. Данила гладил рукой её живот, прислушиваясь к толчкам изнутри, и всерьёз разговаривал с сыном. Иванна улыбалась, слушая его беседы с ещё не рожденным ребенком, и чувствовала себя самой везучей.

– Что ты делаешь? – Ивка открыла калитку и заметила мечтательную улыбку на лице мужа. Сердце защемило от нежности к нему.

«Совсем размазня стала, чуть что, сразу плакать хочется, и всё время обнимать и смотреть на него».

Он протянул жене чуть привядшие лепестки яблонь. Она уткнулась носом в его ладонь и засмеялась.

– Надо же, пахнут, но запах укропа не перебили.

Его руки пропахли зеленью, которую он рвал почти каждое утро на рынок и в кафе. В конце февраля Данила занялся теплицей. Земля тоже требовала его внимания. Вечерами он привозил ящики с сорванной зеленью домой к Самошиным. Они вместе вязали пучки и раскладывали в пакеты душистый базилик, укроп, петрушку, салат и другие травы. Предложила это сама Елизавета Павловна, видя, что зять еле справляется с навалившейся на него работой. Эти вечера сроднили их семью и стали любимым временем для всех. Санька веселила рассказами о школе. Ивка в дочери узнавала себя: девочка росла проказливым ребенком. Она журила дочь и видела при этом понимающую улыбку Данилы. Он-то прекрасно помнил Ивку в возрасте Саши. Елизавета Павловна служила источником сельских и телевизионных новостей, отчего получила звание «Наш ИТАРТАС». Даниле не хватало матери на этих посиделках, она упорно отказывалась общаться с Самошиными, а он не настаивал, у него давно упали с глаз розовые очки. Данила теперь хорошо понимал характер матери и мог только надеяться, что она когда-нибудь изменится.