Ксения Васильева - Вкус греха. Долгое прощание

— Понимаешь, больше всего я общаюсь с Митенькой, я с Нэлиными детьми познакомилась через Киру, и я его увижу на этой неделе, он заезжает иногда ко мне… Но я обязательно подумаю, как всех объединить. Митенька-то приедет обязательно! Верин Ми-течка?.. Она устроит мне скандал, я ее знаю! После замужества она вообще стала нетерпимой. Поговори с Митенькой — он как-то влияет на них на всех.

Митя не узнал своего старшего сына.

Перед ним стоял очень высокий, худой молодой человек с довольно узким лицом, светлыми глазами и черными волнистыми волосами. Его черные прямые брови делали лицо строгим и как бы точно выверенным.

…Господи! И это Митенька! Который, как всегда считал Митя, был в «их», Нэлину родню! Теперь Митенька ни в кого и прекрасен, как Бог. Митя вспомнил, что ведь сын его — священник… Наверное, он таким и должен быть?..

Митя не мог оторвать глаз от этого бледного аскетичного лица и от этих потрясающих прямых черных как смоль бровей…

— Митенька… — прошептал он, и слезы навернулись на глаза…Слезлив стал до безобразия, со злостью на себя подумал Митя. А сын вдруг просветлел лицом, наклонился к отцу, обнял его и сказал:

— Папа, папочка, не плачь… Мы теперь всегда будем вместе…

Сказал по-взрослому и как-то по-детски…

Митенька был странно хорошо одет для священника, на нем было классическое черное пальто, под ним — тонкий серый свитер и велюровые джинсы.

«…Он любит велюр, как и я», — подумал Митя, и эта мелочь порадовала его и подняла настроение.

Они сели в гостиной, и Митя засуетился, желая отменно накормить сына, — хорошо, что сегодня он не поленился и сварил обед!

Митенька отказался. Он сказал, что ни мяса, ни рыбы не ест и вообще ничего не хочет, разве чаю…

Смутившись, Митя предложил немного выпить за встречу… Есть джин…

Митенька улыбнулся ему, как ребенку:

— Папа, я и не пью. Если ты хочешь… не обращай на меня внимания.

Поняв, что ему выпить необходимо, Митя достал джин, а Митеньке принес чаю с лимоном.

Наступал тот самый момент, когда он должен вымолить прощение у своего старшего сына… Отпустит ли Митенька ему грехи?..

Он сказал:

— Сын, я глубоко виноват и перед тобой, и перед вами всеми, простишь ли ты меня?.. Ты — святой человек, если можешь, прости… Я был так неразумен!.. Я знаю, что преступления мои…

Митенька же с легкой укоризной произнес:

— Папа, кто я такой, чтобы прощать или не прощать тебя? Я такой же человек, как ты… Ну, с другим характером, другой натурой, которой наделил меня Бог… Тебя он наделил твоей натурой, значит, это для чего-то нужно? Ты не задумывался над этим?

Митенька с любовью и состраданием смотрел на отца и видел его таким, каким тот был в его детстве — красивым, счастливым, победительным…

— Нет, — покачал головой Митя, — я был слишком легковесен, чтобы задумываться над серьезными вопросами, я не знал, что я сделаю завтра… Но даже звери не бросают своих детей на произвол, пока они несмышленыши, а я это сделал!

— Папа, не надо! У тебя много детей, и я думаю, мы все в скором времени встретимся с тобой, и все будет хорошо! Каждый из нас должен понять, что Бог через тебя дал нам жизнь, и это великая тайна и великое предназначение. А там — мы сами должны были выбираться и выбирать… Это уже делал не ты. Это делал каждый из нас сам. И ты нам ничего не должен.

Митенька с той же любовью — из детства смотрел на отца, а у того глаза наполнялись слезами, и он ничего не мог с собой сделать.

Митенька — необыкновенный, таких больше нет! И он ЕГО сын! Его кровь и плоть!..

…Митя задумался, сидя у камина, вспоминая, как он появился на даче у Лели и свою первую встречу со взрослым сыном. А сегодня он ждет всех четверых. Митя удовлетворенно оглядел стол. Уж он постарался для своих детей!

Чего тут только не было! И почти все приготовлено им самим: лобио, сациви, салаты… Если бы он умел печь пироги, спек бы!.. Он так хотел понравиться им! Так хотел, чтобы хоть теперь между ними установились, пусть не дружеские, но хотя бы родственные отношения… Того Мити — нет. Это он постарается объяснить.

Он двадцатый раз взглянул в зеркало, поправляя на себе то одно, то другое и все больше и больше взвинчиваясь и приходя в состояние нарастающего возбуждения и напряжения. Шутка ли! Анну он не видел с трехлетнего, кажется, возраста, а Вериного Митечку — вообще никогда… Старший сын собрал всех! Но сам подъедет позже, а Леля отказалась составить им компанию: «Я буду лишней», — сказала она. И Митя в очередной раз подивился ее душевной чуткости.

И вот уже звенит звонок у калитки.

Митя, набросив дубленку, бросился к калитке и распахнул ее…

Впереди стояла девушка. В шубе из серебристой лисы, с открытой головой — волосы тяжелым дождем струились по плечам, невероятного каштанового цвета! А глаза у нее — зеленые и длинные. Лицо — точеное…Ах, какая же красавица у меня дочь, подумал Митя, и у него заболело сердце. Какая же странность, что у истерички Риточки родилось такое чудо, о каком они с Нэлей мечтали все годы… А это высокий мальчик в кожаном длинном пальто — плакса Терри! В глазах носятся чертенята… скорее — хорошенький, чем красивый…

Небольшой насупленный крепыш, самый юный в компании, с Нэлиным недоверчивым круглым лицом — Костик! Милый парнишка, читает боевики, запоем, как сообщила Леля, вон и сейчас книжка в руках…

И, наконец, Митя с участившимся сердцебиением посмотрел на рыжеволосого мальчика в очках. Вот он, сын его Веры!.. Бывшей его Веры.

Мальчик серьезный и надменный… Он не такой очаровательный, как Терри, даже не очень красивый. Но серьезный и знающий себе цену. И у него Верины апельсиновые волосы и ее светлые глаза. Нет, мальчик этот тоже хорош!

Все были возбуждены встречей с отцом, да и они пока оставались для него тайной за семью печатями.

…Какие же прекрасные у меня дети! — восхитился Митя и почувствовал в горле ком.

Митя постарался собрать себя в кучку, приосанился и сказал:

— Добро пожаловать, дорогие мои. Я счастлив, что вижу вас… Хотя не знаю, как вы… — добавил он, увидев промелькнувшую насмешку в лице Анны. — Вполне понимаю… Но мы обо всем откровенно поговорим…

Вечер оказался трудным для всех, и Митя понял, что Анна больше никогда не встретится с ним, слишком велика в ней обида. Об остальных он подумает позже, в мельчайших деталях восстанавливая все разговоры.

Митя не спал всю ночь, и утром, не дав себе времени на раздумья, быстро собрался и поехал к Нэле.

Когда прошел шок от такой неожиданной встречи, они сели за стол на кухне и вспоминали прошлое, без злости, обид… И когда — оба это почувствовали — наступил момент для принятия какого-то решения, Нэля сказала:

— Митя, не надо начинать сначала то, что уже прошло. Я люблю тебя, но как-то абстрактно, что ли… Я не сержусь.