Паола Стоун - Шкатулка, полная любви

Выйдя на улицу с охапкой хрустящих пакетов, Божена обнаружила, что уже наступил вечер, а шелковый зонт, с которого все началось, уже ни к чему; лучи заходящего солнца нежно касались покатых крыш, придавая им благородный оттенок старинного золота. Особая венецианская тишина — тишина воды — была разлита в вечернем воздухе.

И она не смогла отказать себе — отдала все оставшиеся наличные статному гондольеру, который, сильной рукой оттолкнувшись от берега, бесшумно повел свою лодку по лабиринту каналов, красоту которых она уже не могла вынести: прикрыв глаза, слушала мерный плеск и ощущала густой запах холодной воды…

Так закончилась первая прогулка по городу Божены‑венецианки.

Вернувшись домой, она сладко заснула — такое случилось впервые за несколько проведенных в этой квартире ночей, когда переутомление от тысячи переделанных за день дел сказывалось, мешая уснуть.

Утром Божена с удвоенными силами принялась за благоустройство дома, наверстывая упущенное вчера. И между распаковкой художественных альбомов и перевешиванием штор в гостиной она с совершенно несвойственной ей рассеянностью приняла свой первый венецианский заказ — мужской перстень по готовым эскизам. Едва взглянув на эскизы, она отказалась от аванса и быстренько выпроводила изящного, подвижного итальянца, которого даже не успела толком разглядеть, попросив перезвонить ей завтра.

Направляясь к дому Божены, Луиджи вспоминал свой первый столь краткий визит, гадая, узнала ли его Божена и притворилась, подыгрывая ему, или же та встреча на Сан‑Марко просто не имела для нее никакого значения и он может и дальше играть свою роль уравновешенного и меркантильного заказчика.

Как он тогда вел себя на Сан‑Марко — ну просто с цепи сорвался! Наверное, она убежала напуганная, а может быть… Да, скорее всего, он просто насмешил ее тогда и она сбежала, чтобы отхохотаться.

Зачем он нес этот бред — про свое гипертрофированное итальянское распутство, супер‑донжуанство и прочая, прочая? Он сказал ей, что она должна ему отдаться сейчас же, тут же, сразу же! И что он, опытный оператор, и в одежде видит ее нагой.

При этом он, кажется, громогласно призывал официанта и заказывал то граппу, то виски, то кьянти, то все одновременно. За что и вынужден был потом, позорно пялясь на заставленный стол, выложить все полученное за последний клип, так как напитки носили не откуда‑нибудь, а из «Флориана».

Да… И после подобной оперетты осмелиться наводить о ней справки и, вконец обезумев, явиться к ней домой, прикинувшись заказчиком?!

«Зачем я еще раз иду туда? — спрашивал себя Луиджи в сотый раз. — Не узнала тогда — узнает сейчас. Узнает и выгонит с позором». И приличные манеры, и строгий костюм, и даже эти чертовы очки, с непривычки отсидевшие нос (проходя мимо зеркальных витрин, Луиджи каждый раз ожидал увидеть вместо него что‑то вроде зрелого баклажана), — все это смешно и не спасет от грозящего разоблачения.

Но Луиджи не останавливался и не сворачивал, а приближался к дому Божены — неотвратимо и безвольно, как во сне.

Позвонив и войдя, он щеглом пропел весь занявший полчаса прием: не узнавая себя, во всех подробностях описывал заказ, восхищался обстановкой и итальянским в устах Божены, успел попутно приплести, что и сам не чужд золотых дел мастерства — да, работаю понемногу, но все исключительно для души, и никому не показываю, да и инструмент плоховат, а вот придумать могу… да? неужели заметно? а как вы догадались? ну нет, что вы, какой он профессионал!

Луиджи так тараторил, что Божена половины не понимала и отвечала часто невпопад. Да она не очень и вслушивалась: днем раньше заказчик принес рисунок, достаточно подробный, внятный — этого, пожалуй, пока вполне достаточно.

Проводив Луиджи, Божена вновь уселась было за работу, но внезапно резко откинулась на стуле: ее заказчик, Луиджи Бевилаква, и незнакомец с Сан‑Марко вдруг отчетливо совместились в ее памяти.

От неожиданности она даже вскрикнула.

Отложив начатое, Божена решила заварить кофе и потом с чашкой в руке гуляла по комнатам, пытаясь осмыслить свое открытие. Так она забрела в библиотеку.

Божена всегда обставляла библиотеку с особой любовью. Вернее было бы дать ей иное название — будуар, так как все, что должна была иметь в старину «гостиная хозяйки», здесь имелось. В слове «будуар» для Божены не было ничего странного — его всегда употребляла ее бабушка Сабина.

На втором этаже большого пражского дома Америги пряталась уютная комната с окнами в сад — в ней Божена укрывалась в душные летние дни. Эта комната была гнездом бабушки Сабины, в котором она разместила свою небольшую, отдельную от мужа библиотеку, а также хранила множество дорогих ее сердцу безделиц — мелких вещиц, акварелей, шкатулок. Уединившись, она извлекала из ридикюля свой секретный серебряный портсигарчик — ее заветная, любимая и единственная тайна! — и, лукаво подмигивая Божене, своей маленькой сообщнице, выкуривала треть ароматной папироски. А затем часами могла удивлять Божену мелочами, извлекаемыми из старого орехового бюро. Некоторые вещицы постепенно перекочевали за Боженой в детскую, подаренные ей по какому‑нибудь случаю или просто так, к удовольствию бабушки, которая больше всего на свете любила это занятие — дарить.

Время давно уже присвоило себе львиную долю Божениных детских сокровищ, но три самых памятных теперь заняли свое место в ее венецианской библиотеке — маленькой комнате, выдержанной в нежных травяных тонах и пронизанной блеском воды канала Grande. На матовой поверхности небольшого письменного стола, рядом с бабушкиным портретом, стояла крошечная золотая мушница старинной работы с серебряными ландышами на круглой крышечке. За ней, под тонким хрустальным колпачком, в облаке кружев дремала нежно‑розовая атласная кукла с фарфоровым личиком и ладошками. Складки ее юбок прикрывали футляр с бабушкиным обручальным кольцом — конечно же, дело рук самого влюбленного Америго. Когда Божена пришла к ней попрощаться перед отъездом в Венецию, Сабина подарила ей это колечко — на счастье. И это был бесценный подарок.

Примеряя кольцо, Божена вспомнила еще об одном подарке — миниатюрных «Правилах хорошего тона» в кожаном переплете, старом чешском переводе с французского. Этим чтением обычно заканчивались их с бабушкой вечера, после чего умиротворенная Божена отправлялась спать, унося в свои сны все, что увидела в волшебном будуаре. Она дотянулась до полки и достала потемневший коричневый томик.

Божена и сейчас любила листать его. В такие минуты ее длинные пальцы, касаясь мягких страниц, отдыхали от постоянного напряжения, а глаза блуждали по бежевым полям книги.