Франклин Во - Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви

Это была трансформация. В тот момент мы доверяли друг другу интуитивно и безоговорочно. Всё казалось возможным. Любить Амбер было совершенно естественным. Она бросила мне вызов, вынуждая жить сознательно. Её мягкие вопросы, её сочувствие и энтузиазм, всё это вдохновляло мнея стать самой лучшей версией себя.

Конференция закончилась. Мы сели в самолёт, вылетающий обратно во Флориду. Когда вы садитесь в самолёт, вам говорят, что карточка с правилами безопасности находится в кармане сиденья перед вами. В том полёте из Сан-Франциско они забыли предупредить нас о том, что там может также оказаться целая совершенно новая жизнь.

Заглянув в карман сиденья, Амбер нашла в нём книгу, забытую предыдущим пассажиром. Она называлась Каталог будущего и состояла из статей о новейших технологиях в самых разных областях: нанотехнологии, продление жизни, энергетика, генетика. Она читала её, пока мы летели домой. Эта книга воспламенила в ней жадность к знанию о науке и технологии. Где-то далеко-далеко бабочка взмахнула крыльями и изменила будущее.

Приземлившись в Тампе, мы сразу почувствовали как все ограничения, вытекающие из моих договорённостей с Целести, навалились на нас всей своей тяжестью. Противоречие между отношениями, которых мы оба хотели и отношениями, которые нам было позволено иметь, буквально разрывало Амбер на части. Разрывало нас обоих.

Масштаб дисбаланса власти между Целести и Амбер с особенной остротой проявился в тот момент, когда однажды ночью я проснулся от ужасной боли в нижней части спины. Она становилась всё хуже и хуже, пока не стала такой сильной, что я мог только лежать свернувшись на полу содрогаясь и стеная. Целести вызвала скорую, которая доставила меня в больницу.

Оказалось, что это камни в почках. Врач сказал, что с этим мало что можно поделать, кроме обезболивающих и покоя, пока они не пройдут. На несколько дней я стал совершенно беспомощен. Амбер хотела помочь ухаживать за мной. Но Целести не допустила этого. Она сказала: «Нет и никогда! Я его жена. Ухаживать за ним — моё дело.» Посягательство на её территорию было неприемлемым. В споре о том, кто будет за мной ухаживать, мои потребности каким-то образом оказались отброшенными в сторону. Однобокость нашей иерархии стала видна со всей ясностью.

Мы были не единственными, кто играл в полиаморию таким способом, достойным Мюнхаузена. В местном полиаморном сообществе было ещё несколько человек, у которых были похожие правила, чёткие границы того, кому разрешается ухаживать за больным или травмированным человеком, а кому нет. Как и правила вводящие право вето, они казались мне разумными и логичными, до тех пор, пока я не столкнулся в реальности с их последствиями.

Когда здоровые люди обсуждают что произойдёт, если кто-то заболеет, легко настолько запутаться в ожиданиях и ролях, что оказывается забытым самое важное: потребности заболевшего. Мои камни в почках не имели никакого отношения ни к Целести, ни к Амбер. Когда Целести зарезервировала за собой и только за собой право ухаживать за мной, это не было проявлением любви, потому, что мои потребности не были учтены. Теперь, когда я оглядываюсь назад, кажется очевидным, что когда кто-то болен или травмирован, его потребности — самые важные. В кризисные времена полиамория должна быть спасением, а не проблемой, с которой приходится справляться. Если её правильно готовить, она даёт большие возможности для поддержки, когда возникает такая необходимость.

В результате камни-таки вышли. Они выглядели похожими на кусочки гравия, полдюжины маленьких серых крупинок, чуть меньших чем шарики для пневматики. Я был удивлён тем, как что-то такое маленькое могло вызвать такую боль.

Когда я поднялся и снова стал способен к передвижению, ко мне пришла Амбер и сказала:

— Я не чувствую себя уверенно, деля пространство с Целести. Впредь я не хочу проводить ночи в твоём доме.

— Хорошо, — ответил я, смущённый и задетый. Я не понимал, почему она чувствует себя неуверенно, но я также не хотел прости её делать что-либо, чего она не хочет. Так что я просто принял её решение.

В июне 2003-го Амбер переехала обратно в Орландо, полагая, так же как и Белла, что расстояние сделает ограничения более приемлемыми. Ей казалось, что живя в двух часах пути от меня, ей будет проще принять тот факт, что ей нельзя полноценно делить свою жизнь с моей.

У нас с Амбер постепенно вырабатывалась привычка к близости, в то время как Целести всё яростнее и яростнее защищала свою роль в моей жизни. Когда Амбер объявила о своём переезде, Целести глубоко и с облегчением вздохнула.

Я помогал Амбер упаковаться и переехать в Орландо. Я пытался убедить себя в том, что всё так и должно быть, но в глубине души мне было всё сложнее понять, что хорошего в том, чтоб увозить любимых людей подальше от себя. К тому моменту мне стало уже почти привычно, что люди уезжают из города, потому что они больше не могут выносить соседства со мной. В моих мыслях сгущались неясные тени. Я не понимал толком, что они означают, но было ясно, что происходит нечто неправильное.

Мне всё ещё не хватало слов, чтобы понять — что именно. Я всё ещё был захвачен парадигмой, говорящей о том, что есть одни «настоящие» отношения, окружённые несколькими «внешними» отношениями, которым запрещён доступ во «внутреннее святилище». И да, несмотря на растущий дискомфорт я всё ещё не мог увидеть другой способ поддерживать множественные отношения.

После того, как Амбер покинула Тампу, я стал замечать изменения в полиамурном сообществе. Возможно, они происходили только в моём собственном восприятии — я начал ставить под вопрос идеи, которых придерживался годами, так что могла сработать склонность к подтверждению своей точки зрения, но это также могло быть настоящее изменение мнений.

В давние дни мы все были первопроходцами, пытающимися проложить новый путь в ненаселённом бездорожье. Мы знали, что религиозная полигамия (точнее, полигиния) не годится. Мы понимали, что хотим не того же, чего вроде бы хотят свингеры: эмоциональная моногамия плюс секс для развлечения. Мы искали способы иметь более одних устоявшихся любовных отношений, но у нас было мало примеров и мы ещё не выработали моделей устойчивых отношений такого рода.

Практически всё, написанное о полиамории в те давние дни фокусировалось на одной модели: одни настоящие отношения плюс ещё отношения. Если дополнительные отношения угрожали стать слишком близкими, считалось, что дополнительному партнёру надо найти себе собственного основного партнёра. Сейчас это очевидно, однако тогда мы не замечали, что это означает отношение к людям, как к заменимым объектам. (Ты хочешь более близких отношений с Бобом? Вместо этого, сойдись со Стивом! Стив заменит тебе Боба!) Мы приглашали людей в свои сердца, но не дальше прихожей.