Джудит Макнот - Триумф нежности

– Мне кажется, – сказал он с тихой серьезностью, – что твоя улыбка может осветить темноту, а когда ты смеешься, твой смех звучит словно музыка. А твои волосы – как тяжелый шелк, светящийся в лучах солнца.

Завороженная этим глубоким голосом, Кэти замерла, чувствуя, как ей становится жарко.

– Я думаю, что у тебя самые голубые глаза, которые я когда-либо видел, и мне нравится, что они светятся, когда ты счастлива, и темнеют от желания… ко мне, разумеется. – Озорная усмешка раздвинула его губы, когда он взглянул еще раз на ее грудь, подчеркнутую бессознательно вызывающей позой. – И мне нравится, как ты выглядишь в этих брюках. Но если ты не вытащишь руки из карманов, я утащу тебя назад в машину и тоже суну туда руки.

Кэти медленно вытащила руки, пытаясь унять дрожь, вызванную его полукомплиментом-полунасмешкой.

– Я имела в виду, – сказала она охрипшим голосом, – что ты думаешь о доме?

Он взглянул на него и тряхнул головой:

– Прямо как из «Унесенных ветром».

Кэти нажала кнопку дверного звонка.

– Кэти, дорогая! – сказала ее мать, крепко обнимая ее. – Заходи. Все уже собрались.

Она улыбнулась Рамону, стоящему рядом с Кэти, и изящно протянула ему руку, когда Кэти представила их друг другу.

– Мы рады видеть вас, мистер Гальварра, – сказала она с безупречной учтивостью.

Рамон ответил, что он счастлив быть в их доме, и Кэти, которая стояла затаив дыхание, почувствовала, как напряжение спадает. Когда мать ушла, извинившись, Кэти показала Рамону дом. Затем они оказались на прекрасной лужайке, где пили, смеялись и болтали гости ее родителей.

Кэти была уверена, что они приехали на барбекю, но в действительности это оказалось пышным приемом с коктейлями, который заканчивался ужином на тридцать человек. Рамон был единственным мужчиной, одетым в джинсы, и Кэти подумала, что он выглядит весьма экстравагантно – но великолепно! Она с веселой гордостью отметила, что она не единственная женщина, которая его оценила. Друзья ее матери откровенно восхищались высоким темноволосым мужчиной, который шел рядом с ней, когда они кочевали, здороваясь, от одной группы гостей к другой. Кэти представляла его тем друзьям своих родителей, которых знала сама, наблюдая, как Рамон покоряет женщин ослепительной улыбкой и обаянием. Этого она и ожидала. Чего она не ожидала, так это его свободы в общении с преуспевающими бизнесменами. В каком таинственном прошлом Рамон приобрел этот светский лоск и спокойную учтивость, которые поразили Кэти? Он вел себя крайне непринужденно, свободно говорил на любые темы, начиная со спорта и кончая внутренней и внешней политикой. Кэти в этом никогда не разбиралась, особенно во внешней политике, и преисполнилась к нему уважения.

– Ты прекрасно осведомлен в международной политике, – заметила она, когда они остались на какое-то время вдвоем.

Рамон уклончиво улыбнулся:

– Я умею читать, Кэти. – Сдержавшись, Кэти отвернулась, и Рамон, угадав ее невысказанный вопрос, добавил: – Этот прием такой же, как многие другие. Где бы мужчины ни собирались, они обсуждают бизнес, если они все заняты в одной области. Если же нет, то обсуждают или спорт, или политику, или международные дела. Так всюду.

Кэти не совсем была удовлетворена его ответом, но решила продолжить этот разговор в другое время.

– Кажется, я просто ревную, – заметила она позже со смехом, когда сорокалетняя матрона с двумя взрослыми дочерьми завладела Рамоном на целых десять минут.

– Почему? – удивился Рамон. – Ведь все как обычно.

И это заставило Кэти подумать, что он привык к женскому восхищению.

– Потом они потеряют ко мне всякий интерес, как только обнаружится, что я простой фермер.

К несчастью, это было во многом правдой, что и тревожило Кэти. Обнаружилось это два часа спустя.

Гости сидели в богато обставленной гостиной, наслаждаясь великолепным ужином, когда сестра Кэти спросила с другого конца длинного стола:

– Чем вы занимаетесь, мистер Гальварра?

Кэти показалось, что звон столового серебра по английскому фарфору сразу же стих и все разом прервали беседу.

– Он занимается перевозками и бакалеей, – сымпровизировала она быстрее, чем Рамон смог ответить.

– Перевозками? Какими перевозками? – настойчиво повторила Маурин.

– А какие существуют? – уклонилась от ответа Кэти, уничтожающе смотря на сестру.

– Ты сказала, бакалея? – Брови мистера Конелли взлетели вверх с явным интересом. – Оптовая торговля или розничная продажа?

– Оптовая, – поспешно вставила Кэти, не дав Рамону даже рта раскрыть.

Рамон наклонился к ней, очаровательно улыбнулся и сказал громким, беспощадным голосом:

– Помолчи, Кэти, иначе все подумают, что я не умею говорить.

– Оптовая? – задумчиво переспросил мистер Конелли. Он всегда был рад поговорить о бакалейном бизнесе. – И чем же именно – распределением или распространением?

– Нет, выращиванием, – спокойно ответил Рамон, сжимая холодную руку Кэти под столом и тем самым извиняясь за то, что говорил с ней таким тоном.

– Я полагаю, акционерное общество? – спросил отец. – И большое?

Отрезая себе нежный кусочек телятины, Рамон ответил:

– Это маленькая ферма.

– Вы хотите сказать, что вы фермер? – допрашивала Маурин таким тоном, как будто это сообщение ее лично оскорбляло. – В Миссури?

– Нет, в Пуэрто-Рико.

Марк, брат Кэти, вмешался в разговор немедленно и неудачно:

– Джейк Настерс на прошлой неделе рассказал мне, что однажды нашел в партии ананасов паука из Пуэрто-Рико, который был вот таких размеров…

Один из гостей, которого, очевидно, не интересовали пауки, прервал неуклюжий пассаж Марка, обратившись к Рамону:

– Гальварра – это испанская фамилия? Я что-то слышал о каком-то Гальварре, но не могу вспомнить.

Кэти скорее почувствовала, чем увидела напряжение Рамона.

– Это довольно редкая фамилия. А имя мое достаточно обыкновенное.

Кэти улыбкой извинилась перед Рамоном. Но потом она перехватила взгляд матери, в котором было не просто раздражение, и внутри ее все сжалось.

Дальше было еще хуже, и ко времени отъезда настроение у Кэти стало совсем мрачным. Ее родители вежливо попрощались с Рамоном у дверей, но Кэти заметила тревогу в глазах матери, когда она провожала его взглядом. Не говоря ни слова, она старалась показать Кэти и, несомненно, Рамону, что не одобряет ни его, ни их дальнейших отношений.

Когда Рамон с Кэти уезжали, семилетний сын Маурин дернул мать за юбку и громко сказал:

– Мам, этот тип что – неотесанная деревенщина? Он в джинсах приперся.

– Пожалуйста, не употребляй таких слов!

Рамон вел машину молча, погруженный в размышления.

– Не расстраивайся, это я виновата, что предложила тебе надеть джинсы. – Кэти смогла заговорить, только когда они подъехали к ее дому. – Могу поклясться, что две недели назад мама говорила о барбекю.