Эль Кеннеди - Сделка

– Уэллси, мне плевать, сколько денег у твоей семьи.

– И это говорит миллионер.

Я тут же напрягаюсь.

– Миллионер не я, а мой отец. Это большая разница.

– Наверное. – Она пожимает плечами. – В общем, мои родители завалены целой горой из долгов. И в этом… – Девушка замолкает, и я вижу боль в ее зеленых глазах.

– Что в этом?

– И в этом виновата я, – признается она.

– Очень сильно сомневаюсь.

– Нет, на самом деле, – грустно настаивает она. – Им пришлось еще раз заложить дом, чтобы расплатиться с адвокатами. По делу в отношении Аарона, того парня, который…

– Должен сидеть в тюрьме, – заканчиваю я, потому что, если честно, не хочу, чтобы она еще раз произнесла слово «изнасилование». Каждый раз, когда я представляю, что этот мерзавец сделал с ней, я буквально белею от гнева, кулаки непроизвольно сжимаются, и меня так и подмывает врезать по чему-нибудь.

Суть в том, что я всю жизнь работал над собой, стараясь контролировать свой характер. Пока я взрослел, моей постоянной эмоцией был гнев, но, к счастью, я нашел для него здоровый выход – хоккей, спорт, позволяющий мне набрасываться на соперника в безопасном, регламентированном пространстве.

– Он не сел в тюрьму, – говорит Ханна.

Я изумленно смотрю на нее.

– Шутишь, да?

– Нет. – В ее глазах загорается какой-то странный огонь. – В тот вечер… когда все случилось… я вернулась домой… родителям хватило одного взгляда, чтобы понять: произошло что-то плохое. Я даже не помню, что говорила им. Помню только, что они вызвали полицию и отвезли меня в больницу, у меня взяли анализы, меня допросили. Я была в полнейшем смятении. Я не хотела говорить с копами, но мама сказала, что я должна быть храброй и рассказать им все, чтобы они остановили его и чтобы такое больше ни с кем не повторилось.

– Похоже, твоя мама очень умная женщина, – хрипло говорю я.

– Это так. – Голос Ханны дрожит. – В общем, Аарона арестовали, потом выпустили под залог, так что я поневоле виделась с этим подонком и в городе, и в школе…

– Ему позволили вернуться в школу? – Я не верю своим ушам.

– Он должен был держаться от меня на расстоянии не менее ста метров, но в школу ему вернуться разрешили. – Она грустно усмехается. – Я говорила тебе, что его мамаша – мэр Рэнсома?

Меня аж трясет.

– Черт.

– А его отец – глава нашего прихода. – Она безрадостно смеется. – Семейка Аарона практически управляет городом, так что мне даже удивительно, что копы вообще арестовали его. Я слышала, его мамаша подняла страшный хай, когда они заявились к ним в дом. Пардон, в особняк. – Ханна замолкает. – Короче, было несколько предварительных слушаний и снятие показаний под присягой, и мне в суде пришлось сидеть напротив него и видеть эту наглую рожу. После месяца такой вот возни судья наконец-то решил, что для судебного разбирательства нет достаточных улик, и отказал в иске.

Ужас обрушивается на меня сильнее, чем туша Грега Бракстона.

– Ты серьезно?

– Еще бы.

– Но они же взяли все полагающиеся в этом случае анализы, потом твои свидетельские показания… – говорю я.

– Медицинские анализы показали лишь наличие крови и разрывов… – Она краснеет. – Я была девственницей, и его адвокат стал утверждать, что все это могло быть результатом потери невинности. А потом было слово Аарона против моего. – Она снова смеется, на этот раз весело. – Вернее, это были мои показания против его показаний и показаний трех его друзей.

Я хмурюсь.

– В смысле?

– Его приятели соврали под присягой и заявили судье, что в тот вечер я по доброй воле приняла наркотик. Ой, и что я несколько месяцев вешалась на Аарона, так что, естественно, он не смог противостоять искушению взять то, что само идет в руки. Их послушать, получается, что я величайшая наркоманка и шлюха на планете. Было дико унизительно.

До этого момента я не понимал значения выражения «слепая ярость». Потому что от одной мысли, что Ханне пришлось пройти через все это, во мне поднимается сильнейшее желание прикончить всех в этом крохотном, богом забытом городишке.

– Дальше еще хуже, – предупреждает она, когда замечает выражение на моем лице.

Я издаю стон.

– Господи, я больше не могу это слушать.

– А. – Девушка смущенно отводит глаза. – Извини. Забудь.

Я быстро хватаю ее за подбородок и поворачиваю лицом к себе.

– Это фигура речи. Мне нужно все знать.

– Ладно. В общем, после того как обвинения были сняты, на меня и на моих родителей ополчился весь город. Все пересказывали друг другу всякие гадости про меня. Я потаскуха. Я соблазнила бедного мальчика. Я оклеветала бедняжку. И все в таком роде. Кончилось тем, что мне пришлось до конца семестра перейти на домашнее обучение. А потом мамаша-мэр и папаша-пастор подали на мою семью в суд.

У меня отвисает челюсть.

– Черт, не может быть.

– Черт, может. Они заявили, что мы причинили их сыну эмоциональный ущерб, оклеветали его. Там было еще много дерьма, я всего не помню. Судья не присудил им всего, чего они хотели, но постановил, что мои родители должны оплатить судебные издержки семейки Аарона. А это означало, что им придется оплачивать судебные издержки обеих сторон. – Ханна судорожно сглатывает. – Тебе известно, какой счет нам выставил наш адвокат за все дни, проведенные в суде?

Я страшусь того, что сейчас услышу.

– Две «штуки». – Ее губы изгибаются в горькой улыбке. – А ведь это был дешевый адвокат. Так что представь, какой счет выставил адвокат мамаши-мэра. Моим родителям пришлось во второй раз заложить дом и еще взять кредит, чтобы расплатиться.

– Дерьмо. – Я в буквальном смысле чувствую, как сердце у меня в груди раскалывается на мелкие кусочки.

– Из-за меня они завязли в этом мерзком городишке, – ровным голосом говорит Ханна. – Папа не может бросить работу на лесопилке, потому что там заработок постоянный, а нам нужны деньги. Но он хотя бы работает в соседнем городе. Когда мои родители появляются в Рэнсоме, их неизбежно встречают презрительные взгляды и перешептывания. Они не могут продать дом, потому что потеряют на этом деньги. И из-за денег они не могут позволить себе увидеться со мной в этом году. А я, неблагодарная дочь, не могу вернуться туда, чтобы повидаться с ними. Только я не могу сделать это, Гаррет. Я никогда не смогу туда вернуться.

Я ее не осуждаю. Черт, у меня точно такое же отношение к отцовскому дому в Бостоне.

– Родители Аарона все еще живут там. Он каждое лето приезжает к ним. – Она с беспомощным видом смотрит на меня. – Как я могу вернуться туда?

– А ты хоть раз возвращалась после того, как поступила в колледж?

Ханна кивает.

– Один раз. Как-то нам с папой нужно было поехать в хозяйственный, и там мы столкнулись с папашами двух приятелей Аарона, тех самых подонков, которые соврали, чтобы обелить его. Один из папаш выдал оскорбительный комментарий, типа, смотрите, шлюха со своим отцом приехали за гвоздями – наверняка ей нравится, когда ее распинают. Или похожую глупость. И мой папа не выдержал.