Евгения Перова - Друг детства

Он задохнулся от счастья и побежал к ней, но тут, откуда ни возьмись, ему преградила дорогу целая толпа мрачных людей в черных одеяниях. У них у всех были одинаковые пустые лица с трагически поднятыми вверх черными бровями и скорбно поджатыми алыми ртами – клоуны, догадался Сашка во сне. Это же переодетые клоуны! Он расталкивал их, они равнодушно расступались, словно стадо коров, и никак не кончались. Наконец он выбрался из черного стада, но Лялька уже уходила – как всегда! – уходила вниз по Центральной, но не одна: ее обнимал за плечи кто-то светловолосый, в черном плаще и высоких сапогах со звенящими шпорами.

– Лялька! – закричал он. – Лялька! Куда ты?

Пара остановилась и обернулась, но Лялька смотрела, сияя от счастья, на своего спутника, а у того – Сашка похолодел – было его собственное лицо! Двойник подмигнул Сашке с наглой улыбкой и отвернулся. Они снова пошли вперед, а Сашка застыл на месте, крича:

– Лялька! Это не я! Я вот он, Лялька! Я здесь! Это самозванец, не верь ему! Он погубит тебя!

Двойник, не оборачиваясь, поднял вверх правую руку с непристойно вытянутым средним пальцем, и Сашка заплакал от горя и бессилия. Он так и проснулся, повторяя: «Это не я! Это не я! Это не я…» Долго лежал с колотящимся сердцем, потом встал и ушел на кухню – попил воды, покурил, глядя в окно. Ни один фонарь почему-то не горел, и, вглядываясь в эту непроглядную тьму, Сашка размышлял: интересно, а где они будут жить? В Москве? Нет, Лялька бабушку не оставит. Значит, «дачник» переедет к Бахрушиным?

В глубине квартиры Тимошка сначала захныкал, потом завопил в полный голос – Сорокин поморщился и притворил кухонную дверь. Он закурил новую сигарету и опять уставился в темное окно: а фамилию Лялька поменяла или нет, интересно…

Фамилию Лялька взяла мужа – Хомская. Она решительно вошла в новую жизнь и закрыла за собой дверь на засов. После того как Андрей сдался на ее милость, она совершенно успокоилась, зато он, наоборот, волновался все сильнее: он так давно жил один, что сильно сомневался в себе. Свадьба была очень скромной – расписались да выпили немного шампанского в компании бабушки и Сорокиных – Татьяны и Григория.

– Ты видел, как Андрей нервничал? Бедный! – спросила Татьяна, когда Гриша вез ее домой.

– Еще бы не нервничать! Вон, Лялька какая красавица выросла – занервничаешь. И куда наш дурак смотрел…

– Куда! Куда вы все смотрите?! Туда и он.

Гриша поморщился, но промолчал.

– Бедная Ляля, столько слез по нему пролила!

– Правда?

– А самое печальное, что наш охламон тоже ее любит!

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Тогда зачем же он?..

Тогда зачем же он женился на этой козе? – хотел спросить Григорий, но вовремя прикусил язык, уж больно тема была скользкая. Татьяна прекрасно его поняла, но тоже смолчала. Подъехав к дому, они некоторое время посидели в задумчивости, и у Татьяны мелькнула шальная мысль пригласить Гришу на чашечку чаю, но она вовремя себя одернула – еще чего выдумала! Когда она уже взялась за ручку дверцы, Гриша вдруг тихо спросил:

– Тань, а почему ты замуж больше не вышла?

«Да все тебя, дурака, дожидаюсь, вдруг одумаешься!» – чуть не выпалила Татьяна, но вовремя опомнилась: сама ведь его выгнала.

Она пожала плечами:

– Да что-то я никому особенно не нужна…

– Мне нужна! – твердо сказал Гриша, и Татьяна мгновенно вспыхнула и даже как-то помолодела.

– Ну что ты говоришь такое…

А сама не удержалась и погладила его по щеке – Григорий придержал ее руку и поцеловал в ладонь.

– Перестань! Это мы с тобой просто от чужой свадьбы расчувствовались…

Она убежала, а Гриша отъехал, улыбаясь: может, еще не все потеряно? Сказала же Танька: «мы с тобой…»

Андрей же к ночи совсем впал в панику: Оля пошла проверить бабушку, а он уныло раздевался в спальне, ненавидя себя, свое нескладное и старое, как ему казалось, тело, и вообще всю эту безумную затею. Он долго не мог решить, совсем раздеться или нет, потом, окончательно расстроившись, улегся в трусах. «И почему я решил, что на что-то гожусь?!» – мрачно думал он. Но тут пришла Ольга, скользнула ему под бок, голенькая, теплая и уютная, все про него поняла, подышала ему в шею, потом поцеловала в ключичную ямку:

– И что это вы грустите, Андрей Евгеньевич? Вы уже не рады, что связались с такой настырной девицей?

– Я рад…

Ольга засмеялась и передразнила его:

– «Я ра-ад» – сказал он тоскливо! Знаете, какой у вас был вид?

– Какой?

– Как у Варенухи!

– У кого?!

– У Варенухи! Помните: связали, посадили в машину, повезли – гудел Варенуха…

Андрей тоже засмеялся, и его слегка отпустило.

– Ну, что ты? – спросила Ольга ласковым шепотом, и от этого интимного «ты» у него опять побежали по коже мурашки. – Что ты, милый? Ты… боишься, да?

– Немножко… – признался он.

– Неужели я такая страшная?

– Ну что ты говоришь! Просто… понимаешь… я так давно…

– Ну и что, разучился, что ли? Да ладно! Это же… как на велосипеде ездить! Умеешь, и все!

– На велосипеде я тоже сто лет не ездил…

– Ну вот, прямо не знаю, что с тобой и делать – и на велосипеде-то ты не умеешь!

Ольга поддразнивала его, и Андрею это нравилось.

– А помнишь, как я собиралась тебя поцеловать? Тогда, в парке? А ты не разрешил?

– Еще бы!

– А ты правда хотел меня тогда?

– Правда, – вздохнул он. – Ужасно мучился.

– Кошма-ар, уважаемый человек, профессор, а такие желания…

– Ну, тогда я еще не был профессором…

Он затаил дыхание, потому что ее теплая рука продвигалась все ближе и ближе к этим дурацким трусам – и почему он их не снял!

– И потом обманул…

– Когда?!

– А на моем дне рождения. Схалтурил с поцелуем…

Он поцеловал ее с чувством:

– Я исправляюсь…

– То-то же! Ты обо мне думал? Все это время?

– Я о тебе мечтал!

– И что это были за мечты? Надеюсь, непристойные?

– Ах ты… хулиганка!

Она подвинулась еще ближе и зашептала, целуя его:

– Ты только подумай: теперь я твоя жена! Я – твоя женщина! Твоя собственная! И ты мне нравишься, правда! Мне нравится… с тобой целоваться… и я хочу… чтобы ты меня приласкал… я хочу тебя…

– Подожди! – сказал он хриплым голосом, повернулся и перехватил ее настойчивую руку. – Подожди, не спеши! Теперь я сам…

– Только ты… осторожней, ладно? Я… первый раз.

И Андрей просто задохнулся от счастья: она и правда сберегла себя! Для него!

Сберегла, да. Хотя не очень, честно говоря, понимала, почему эта физиологическая преграда ассоциируется у мужчин с невинностью – уж невинной Ольга никак не была. Сначала она самоутверждалась. Надо же было доказать Сашке, да и себе самой, что она красивая и желанная: Сашкины слова «Да кто еще захочет?!» – очень долго звучали у нее в ушах. Но если в школе самоутверждаться было весело, то во взрослой жизни это оказалось совсем не так забавно, а порой и опасно: мужчины понимали все очень однозначно, и пару раз она с трудом унесла ноги, чудом сохранив пресловутую невинность. Довольно скоро она научилась держать поклонников на расстоянии, и так же скоро поняла, что главная опасность исходит вовсе не от мужчин, а от нее самой: слишком горячая кровь текла у нее в жилах, слишком быстро она вспыхивала в ответ на чужую страсть, слишком нужны ей были мужская любовь и ласка.