Тара Сивик - Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе

Ну почему в пять вечера на радио столько, едрена-печь, словесной болтовни?

– О‑о‑о‑о! Вот хорошая песня, Гэвин! Ты знаешь эту песню? – слишком уж восторженно спрашиваю я.

Начальные такты Кенни Джи [22]заполнили салон, Картер глядит на меня, будто я тронулась.

Мать твою, Кенни Джи! Не мог, что ли, хоть ОДНУ песню записать со словами? Майкл Болтон ничему тебя не научил [23] . Грандиозный пробел, Кенни. Грандиозный провал .

– Вы, ребят, – говорит Гэвин, – всегда дверь запираете, когда говорите по телефону.

Сукин ты сын, Кенни Джи! Всех усыпил – кроме моего сына. Всего-то на ОДНО ты только и годился, а теперь и это полетело к чертям .

– Вы, ребят, там целуетесь, угадал? – спрашивает Гэвин.

Я перестаю отбивать такт вслед за Кенни Джи и выключаю радио на своем мобильнике, заметив, что Картер по-прежнему смотрит на меня как-то странно. Будто в первый раз видит. А я пытаюсь отвлечь мысли Гэвина от осеменения и пчелок с, едрена-печь, голубями!

– ДА! – орет Картер. – Именно этим мы и занимаемся. Целуемся. И больше ничего. Только целуемся. Иногда мамочке с папочкой нужно запереть дверь, чтоб можно было целоваться. И… только целоваться. А что еще нам там делать, как не целоваться? Ха-ха! Мамочка с папочкой на дереве сидят, Ц‑Е‑Л‑У‑Ю‑Т…

Я хватаю его за руку и сжимаю ее, чтоб прекратил болтать, мы уже подъехали к дому отца. Гэвин отстегивает ремень у себя на сиденье, выкатывается из машины и стремглав летит к Папане: его внимание уже отвлечено. Отец подхватывает его на руки и приветствует нас возле машины, с заднего сиденья которой Картер достает пожитки сына, а я стою у открытой дверцы и вздыхаю с облегчением: половое просвещение нашего четырехлетка наконец-то закончилось.

– Слышь, Папаня! Мамочка с папочкой запирают свою дверь, чтоб целоваться можно было! – возбужденно сообщает Гэвин моему отцу.

Тот, по виду, слегка ошарашен и быстро меняет тему, уведомляя Гэвина:

– Мы с тобой будем сегодня вечером кино смотреть. «Гномео и Джульетта» [24].

Печально, но отвлечь Гэвина не в силах даже садовые гномы, которые покушаются на жизнь и задницы сладко спящего небольшого племени себе подобных. Уверена, что ничего похожего в детском фильме всамделе нет, но мне представляется, что есть. Садовые гномы, они такой страх наводят – до мурашек. Твердо убеждена, что они оживают после того, как ты ложишься в постель, и выползают, чтоб надругаться над тобой.

– Мамочка с папочкой громко возятся, когда целуются. Мамочка часто бога поминает. Я тоже раз бога помянул. Попросил его дать мне щеночка и громадину-грузовик. Только я вежливо просил, а не вопил на него, как мамочка. Все равно он мне до сих пор щенка не достал.

И на этой вот ноте мы чмокнули Гэвина на прощанье, скакнули в машину и были таковы. Мой отец может выкручиваться с птичками, пчелками, коровками, курочками и целующимися лошадями, пока в его сознании будут плясать видения его дочери, воплями призывающей Иисуса.

Пятнадцать минут спустя мы добрались до дома Лиз и Джима и припарковались на улице за лимузином, громадней которого я не видела. Лиз сказала мне, что заказала нечто маленькое и скромненькое для того, чтобы возить нас повсюду и чтобы мы не терзались, что губим ночное веселье кого-то из нас, принудив принять назначение нашим шофером. Ее представление о маленьком и скромненьком явно здорово расходится с моим. Эта колымага могла бы вместить всю футбольную команду, и еще бы место осталось.

– Вы, мерзавчики, почти вовремя добрались! – завопил Дрю, встречая нас у самого дома и перебрасывая по воздуху банку пива Картеру. В честь сегодняшнего винного разъезда Дрю натянул тишотку, на груди которой был нарисован штопор с надписью: «Тащу(сь)». Мы по ступенькам поднялись в автобус, присоединяясь ко всем остальным, замечая, что народ уже поднабрался основательно, все, кроме Лиз. Та в одиночестве сидела на самом заднем сиденье, сложив руки и насупив брови.

Мне одного взгляда хватило, чтоб метнуться к ней – и вовремя.

Как вообще такое могло случиться? И почему никто не поспешил на помощь моей бедной подружке?

Оставив Картера с Дрю, Джимом и Дженни у передней двери автобуса, я быстренько иду по проходу и усаживаюсь рядом с Лиз.

– Кто тебя обидел? – спрашиваю я в сердцах, обнимая ее рукой за плечи.

Она смотрит на меня, и я, клянусь, вижу, как у нее дрожат губы.

– Успокойся. Мне можешь сказать. Мы это уладим, – ободряю я ее, успокаивающе рисуя круги на ее спине.

Вижу проблески надежды в ее глазах и понимаю: с ней все будет отлично. Я во что бы то ни стало устрою ей это, пусть оно и станет последним, что я совершу.

– Моя мама! Это она. Это из-за нее все! – с горечью причитает Лиз.

Бросаю быстрый взгляд в начало автобуса и боюсь, как бы сама мысль о миссис Гэйтс вдруг не побудила ее к появлению. Забудем о капризуле-невесте! Миссис Гэйтс – это невесты-капризули мать. Она – свадебная Наци Номер Раз. Все свадебные традиции до единой, все бабушкины сказки, церемонии и обычаи, в какие верит Мэри Гэйтс, она блюдет и всех вокруг принуждает в том участвовать.

Вот и сейчас моя бедненькая лучшая подруга облачена в диадему из искусственных бриллиантов с прикрепленной к ней фатой, ленту через плечо, на которой оттиснуто: «Невеста», а под этой лентой – в тишотку с индивидуально подобранными сосунчиками, стратегически закрепленными аккурат поверх ее титек. Ярко-розовой переливающейся краской выведено: «Бакс плати и соси».

– Я угодила в ад девичника! – верещит Лиз.

Я тяну руку и начинаю срывать сосунчики с ее титек.

– Успокойся, – утешаю я. – Скоро я тебя из него вытащу.

– Клэр Донна Морган! Надеюсь, вы заплатите моей дочери по доллару за каждую из этих конфеток, которые вы убираете с ее одежды!

Ну, прямо как в кино. Музыка, лившаяся из динамиков лимузина, замирает на пронзительной ноте, а веселый смех друзей сразу обрывается.

– Беги! Спасайся! – громко шепчет Лиз, пытаясь оттеснить меня от матери.

Я медленно встаю, придаю лицу бравое выражение, давая друзьям понять, что готова одна пострадать за всю компанию. Я встану между Поборницей Свадебных Традиций и грозящим скоропостижной смертью девичником. Поворачиваюсь я вовремя: меня едва не потащили за шиворот по проходу.

– Нет, ты можешь поверить, что моя девочка выходит замуж?! – визжит миссис Гэйтс и (я глазом моргнуть не успеваю!) накидывает мне через плечо ленту с надписью «Подруга невесты». Потом стискивает в объятиях и принимается качать меня вверх-вниз так, что ноги от пола отрываются, будто мы – давно потерявшие друг друга подружки студенческих лет, при этом я погружаюсь в пахучее облако каких-то противных духов, грозящее вызвать у меня слезы на глазах.