Полина Раевская - Влюблена и очень опасна

– Э-э-э, – от такого энтузиазма мне стало как-то не по себе. – Мне бы не хотелось, чтобы вы питали особенные надежды. Это по меньшей мере преждевременно. Шеф очень часто ездил на выезды один и далеко не всегда посвящал меня в свои дела. Так что может оказаться, что в моих документах и нет ничего стоящего. А если это и не так – не представляю даже, как можно соотнести деятельность конторы с убийством вашего брата. Может, стоит поискать в другом месте? Личные мотивы, к примеру.

Креольский перестал скакать антилопой по кабинету и остановился прямо напротив меня. После его встряски я так и не села в кресло, и теперь мы стояли друг против друга, словно ковбои на поединке. В моей голове зазвучала музыка в стиле кантри. Наконец мой противник расчехлил свой револьвер и выстрелил, пригвоздив меня к месту:

– Позвольте мне решать, где и как искать мотивы убийства моего брата. – В этот момент мужчина поразительно напоминал своего родственника. И речь, как вы понимаете, отнюдь не о внешнем сходстве. А я-то, дура, надеялась на возможность общения на равных.

– Хорошо. Простите, что перешла черту, – надеюсь, мои извинения прозвучали искренне.

– Принимается, – холодно бросил Креольский.

– Я свободна?

– Пока да. Ждите в своем кабинете, я скоро освобожусь, и мы вместе поедем к вам домой.

Потрясающий кофейный аромат заставил меня забыть обо всем на свете. Убийство шефа, выдвинутые и до сих пор не снятые с меня обвинения, Андрей в роли подозреваемого – все это отошло на второй план. В данную минуту я могла думать только об одном – о кофе. Восхитительный, бодрящий, благородный напиток, сваренный к тому же весьма искусно. Как оказалось, брат шефа знал толк в таких вещах и, несмотря на наличие в квартире дорогого, как я подозреваю, кофейного аппарата, приготовил «алхимический» напиток в турке. При этом процесс приготовления напомнил мне ритуальное действо южноамериканских шаманов, которое я однажды случайно наблюдала по ТВ. Так же, как и они, Креольский номер два колдовал над чашкой с какими-то травками, веточками и палочками. Что уж он там добавлял в мой кофе, не знаю, но результат в итоге превзошел все мои ожидания.

Сидя на барном стуле, я глотала обжигающий напиток, болтая ногой, обутой в пушистую тапочку. Давненько мне не было так уютно и комфортно. В квартиру Креольского мы приехали сразу после того, как забрали мой ноутбук. Как объяснил мне недавно обретенный начальник, я не питала иллюзий относительно нашего якобы партнерства, будет куда удобнее заняться изучением содержимого компьютера вдали от посторонних глаз. Я, собственно, не возражала, так как и сама мечтала поскорее смыться из квартиры, которая неожиданно перестала быть моим домом. Разумеется, само жилище было совершенно ни при чем. Все дело в ее обитателе, но сейчас думать об этом совсем не хотелось. У меня еще будет время разобраться со своими чувствами к Андрею, пока же есть задачи и поважнее.

Еще раньше Креольский где-то раздобыл список оставшихся дел, и теперь мы сверяли его с записями моего компьютера. Так нам удалось установить, какие именно папки были похищены. Удача явно сопутствовала мне в тот день. Оказалось, что все три украденных дела были заведены больше трех месяцев назад и, соответственно, сохранились в электронном журнале.

Мы выяснили, что вор прихватил с собой наследственные дела Макарова и Питерского, а также брачный контракт Татарского.

Первые два объединяло наличие завещания, которые оформлял шеф. Он же принимал заявления наследников. Ничего сложного и спорного – никаких разногласий. Жил человек, высказал последнюю волю и через какое-то время умер. Олег Креольский, правда, предположил, что причина именно в этом – уж больно скоропостижными оказались смерти Питерского и Макарова – буквально через пару месяцев после оформления завещания, но лично я ничего странного и подозрительного в этом не узрела. Особенность национального менталитета. Наш человек вспоминает о завещании, если вообще вспоминает, исключительно на смертном одре. Уверена, эти случаи не исключение – наверняка врачи сообщили Дмитрию Ивановичу Макарову и Владимиру Степановичу Питерскому о скорой кончине, вот и инициировали те встречу с Юрием Павловичем Креольским.

Дела, к слову, оказались весьма похожи. Будучи отцами семейства, оба, умирая, оставили свою долю в принадлежащей им на двоих с супругой квартире единственному ребенку, в обход интересов законной жены. Я лично ничего странного в этом не увидела. Это могло бы стать проблемой, если бы супруга не была матерью наследника. Но тут никаких неожиданностей – жены умерших и их чада были, судя по всему, связаны кровными узами. Исходя из моего опыта, в большинстве подобных случаев женщины, как правило, не возражают против подобных сделок. Престарелые родители, доверяя детям, нередко сразу отписывают свою долю в общем имуществе, дабы оградить вторую половину от мытарств, связанных с вступлением в наследство.

Разумеется, все это следовало проверить, вдруг на поверку мать и ребенок жили как кошка с собакой, но чем больше я изучала материалы, тем больше убеждалась, что документы выкрали для отвода глаз, в то время как мотив убийства нужно искать в другом месте.

Но если здесь еще можно было найти хоть какие-то подозрительные аспекты, то кража брачного контракта и вовсе выглядела бессмысленной. Согласно моим данным, Татарский Владимир Степанович, 1963 года рождения, и Татарская Ангелина Олеговна, 1987 года рождения, заключили соглашение о том, что все принадлежащее супругам имущество, нажитое как до брака, так и после, является их общей собственностью и в случае развода подлежит разделу в равных долях.

Правда, имелась в договоре и одна весьма существенная оговорка: «Сделка расторгается в случае установленного факта совершенной одной из сторон измены». В таком случае каждый остается, что называется, «при своем».

Ознакомившись с договором, Креольский возбужденно забегал по комнате, потирая руки.

– Вот, – воскликнул он. – Вот оно! Чем не мотив! Только подумайте, престарелый супруг, не иначе как в любовном угаре, заключает кабальную для себя сделку. Одумавшись, решает ее расторгнуть и, не находя юридически значимого повода, решает уничтожить документ. Но на пути становится мой брат, и потому приходится его убить.

– Элементарно, Ватсон, – невольно воскликнула я и тут же прикусила язык – Креольский номер два не производил впечатления человека, спокойно относящегося к подобным шуткам. Как ни странно, выпад остался без внимания, – видимо, опьяненный радостью открытия, мужчина решил быть великодушным.