Вера Колочкова - Леди Макбет Маркелова переулка

– Ну что, Маруся, пойдем хозяйничать? Ты мне подсказывай, если где растеряюсь, хорошо?

– Да, бабушка Катя, – важно кивнула головой Маруся. – Вот сейчас надо, к примеру, бабушку Надю домой отвести, она уже свой забор помыла. Надо ее взять под локоток и сказать – все, пора домой. И она пойдет.

– Ага, поняла…

Надя и впрямь послушно пошла за ней в дом, улыбаясь. Когда ступили на крыльцо, повернула голову, спросила ласково:

– А ты кто будешь, девушка?

– Я? – растерялась вдруг Катя. Не столько с ответом на Надин вопрос растерялась, сколько на «девушку». И проговорила неуверенно: – Я твоя соседка, Надь… Я Катя Романова…

– А ты красивая, Катя… Никогда тебя прежде не видела… Новенькая, что ли?

– Она не узнает никого… – тихо, со взрослой интонацией в голосе пояснила Маруся. – Она даже меня не узнает… Каждое утро спрашивает: а ты кто, девочка? А я ей отвечаю – Маруся я, твоя внучка. И она так же мне говорит – какая ты красивая, Маруся… И по голове гладит… Ты не думай, бабушка Надя очень добрая! Она хоть и не помнит никого, но всех-всех любит!

– Да, Марусь, я знаю… – грустно подтвердила Катя, усаживая Надю на стул в кухне. – Да, бабушка Надя очень добрая… Я знаю, я помню… И ко мне она была очень добра…

– Она ведь не виновата, что заболела, правда?

– Да, она не виновата.

– Она молодец, она все, все делает, что ей скажут! Если сказать – надо покушать, она покушает. Или, например, в туалет сходить… Или спать ложиться… А так она просто на диванчике сидит, в окошко смотрит. И никому не мешает. А по утрам ей надо обязательно забор помыть… Она его моет, моет, потом устанет и сидит…

Слушая Марусю, Катя незаметно осмотрелась в доме. А ничего, кстати… Валера был хороший хозяин, порядок навел. И кухня очень уютная, современная. Да, жалко Валеру… Наплевали ему в душу, конечно. Надо было хоть прощения попросить… Только когда, в какой момент вылезешь с этим прощением? Когда он сына обещает убить, что ли? Нет уж, Валера, извини. Своя рубашка все равно к телу ближе. И своя кривда дороже чужой правды. И вообще, скорей бы уж ребята позвонили, как у них там с билетами на проходящий до Саратова срослось!

– Ну что, Маруся, будем обед готовить? – улыбнулась она девочке, отогнав грустные мысли.

– Да! Только давай что-нибудь вкусное! Картошку жареную, например!

– А может, суп сварим? Все же обед… А картошку на ужин…

– Ладно, бабушка. Я тебе помогать буду, хочешь?

– Конечно, хочу… Как же я без тебя-то управлюсь, умница ты моя? Без тебя я и не жила вовсе… Ходила мимо, даже подойти боялась…

– А почему?

– Да глупая была! Вот подрастешь немного, и я тебе все-все про свои глупости расскажу, ладно?

– А разве взрослые делают глупости?

– Ой, что ты! Делают, и еще какие…

Надя сидела, смотрела на них с ласковой улыбкой. Так и день прошел на фоне этой улыбки, перетек от обеда к ужину.

Спать Катя легла на одном диване с Марусей – показалось, так надежнее. Первую ночь провела беспокойную, прислушивалась к каждому шороху. Вставала, подходила к окну, вглядывалась в жидкую темень. Никого, только луна ущербная светит. Еще и фонарь уличный за забором наяривает, во дворе все хорошо видно. И мышь чужая не проскочит. Где-то собака лает… Хорошо, завтра выходной. А потом надо будет к начальству идти, в отпуск раньше срока выпрашиваться. С таким хозяйством теперь не забалуешь, уже и сама себе не принадлежишь. А ведь хорошо, черт возьми, когда сама себе не принадлежишь…

Не выспалась, конечно. А Надя утром рано поднялась. Глаза беспокойные, озабоченные.

– Пойдем, бабушка Надя, пойдем! – скомандовала Маруся, взяв Надю за руку. – Сейчас бабушка Катя тебе табурет поставит, потом тазик с водой принесет… Пойдем…

Когда Катя несла тазик с водой, произошло с ней странное что-то. Будто увидела себя со стороны… И не просто так со стороны, а будто из окна своего дома увидела. И подумалось отстраненно, словно мысль тоже бежала от окна – надо же, опять новое лицо в их дворовом сюрреализме… Получается, сама про себя так подумала – новое лицо? Женщина, которая несет воду в тазике для Нади, – новое лицо!

Встряхнулась, чтобы отогнать видение. Да, смешно и грустно получается. Хотя, если вдуматься, вполне обычное состояние для человека – смешение грусти и смеха. Удобоваримое. Не страшное. Ничего, ничего… Правильно Маруся говорит – бабушка Надя не виновата в своей болезни. Да и вообще – надо смиренно принять очередной бумеранг… А что это, если не бумеранг? Захотела оградить сына от грустного обстоятельства – получай сама это обстоятельство, еще и радуйся, что не отказали!

Что же, она и радуется. И спорить не собирается. Чего с бумерангами спорить? Раньше надо было думать о бумерангах…

За день так умаялась, что вторую ночь спала как убитая. Вернее, половину ночи спала. За окном еще темно было, когда открыла глаза, чувствуя, как пробежал внутри холодок… Не страх, а именно холодок щекотливый. Подняла голову от подушки, прислушалась…

Тихо. Маруся спокойно дышит, размеренно. Вот Надя в своей комнате пробормотала что-то во сне. За воротами машина колесами прошуршала, вроде остановилась… Или показалось? Или калитка скрипнула? Господи, кто там?.. Валера приехал, чтобы свершить задуманное и утолить странное состояние психики?

Тихо встала, на цыпочках подкралась к окну. И тут же отпрянула назад испуганно – да, так и есть! Какая-то тень тихо пробирается по двору, прямо к ее крыльцу… Сейчас войдет в свет фонаря с улицы… Вгляделась…

Господи, да это же Гриша! Как она его не узнала с перепугу! Гриша, сынок! Приехал!

И метнулась к двери, выскочила босая на улицу, побежала по траве, путаясь в подоле длинной ночной сорочки.

– Гриша! Гриша, я здесь… Я у соседей… Ты приехал, сынок!

– Тише, мам… – развернулся к ней Гриша, посмотрел умоляюще, – тише, разбудишь… Здравствуй, мам. Да, мы приехали…

Она стояла перед сыном, раскинув руки для объятия. И только потом увидела, что Гриша держит на руках спящую девочку. Маленькие ножки в красных сандаликах мотыляются безвольно, один сандалик уже сползает, держится на честном слове, вот-вот упадет в траву. И опустила руки, и тут же невольно потянула их, чтобы успеть поймать этот красный сандалик.

– Это Риточка, Ленина дочка. Ну, теперь она и моя дочка, конечно… – тихо пояснил Гриша. – Вот, мы решили к тебе, мам. А Риточка плохо перенесла полет, ее тошнило всю дорогу, умаялась.

– Так вы на самолете?

– Ага. Понимаешь, у нас так обстоятельства сложились – надо было срочно уезжать. А иначе… Ну, это долго рассказывать… Мы практически на чемоданах сидели. А вчера Никита как раз позвонил – кончай, говорит, ерундой заниматься, бери семью, езжай к матери. Не бойся, говорит, она совсем другая… И ей помощь нужна… А толком не объяснил ничего! Что случилось-то, мам? Какая тебе помощь нужна?