Лариса Райт - И все-таки это судьба (сборник)

– Не муж, а одно название. В терапии у нас лежал с ерундой какой-то. Зацепились, в общем, случайно, как мне казалось. Он мне быстро слезную историю преподнес: жена выгнала, с детьми видеться не дает, с работы уволили. Пожалела, в общем. Полгода прожили душа в душу, а однажды домой прихожу – ни денег, ни драгоценностей, ни муженька. Оказывается, аферист со стажем мне попался. Я то ли пятая, то ли шестая.

– Поймали его?

– Поймали, конечно. Меня и в суд приглашали, только я не пошла.

– Как не пошли? Принудительно ведь…

– Это кто б меня заставил, интересно, на его бесстыжую рожу смотреть?! – Сухонькая старая рука в ярости хлопнула по столу.

На несколько лет Антонина вычеркнула мужчин из своей жизни. Думала, навсегда, но потом перешла в другую больницу, и там закрутился роман с главврачом.

– Любви большой не было, понимание только – мужчина видный, умный, гены хорошие. Решила – надо рожать. Мне ж далеко за тридцать перевалило, в багаже два аборта, и никакой перспективы. Меня ж муженьки бросали аккурат тогда, когда я беременела, а я, дуреха, думала: нельзя от мразей рожать. Не взяла б грех на душу, глядишь, все по-другому сложилось бы.

В положенный срок Антонина родила дочь. Работы, конечно, лишилась. Любовнику оказалось ненужным напоминание о ней и ребенке.

– Вы могли бы ему запросто карьеру испортить. Его бы и с работы погнали, и из партии.

– Никогда о таких рук не марала. Нечего тратиться на пыль. Мне ребенка надо было поднимать. Из декрета не вышла, а выскочила. В две больницы устроилась, оперировала сутками. Идиотка! Думала, даже если мозги спят – руки не подведут. Как бы не так. Три года прожила в таком темпе, а потом – врачебная ошибка. Умер пациент на столе по моей вине. Нет, начальство, конечно, прикрыло. Больнице такие истории не нужны. Состряпали бедняге несуществующую сердечную недостаточность. Да и повезло, конечно, что родственники копать не стали. Короче, для общественности дело замяли.

– Да и правильно, наверное, сделали, – пискнула я не слишком уверенно. Потом подумала и решительно добавила: – Говорят же, у каждого врача есть свое кладбище.

– Есть, – тут же откликнулась Антонина, – только не каждый врач умеет с этим жить. – Она вздохнула. – Я вот не смогла. Уволилась. Не поверишь, лет десять скальпель с зажимом по ночам снились.

– В терапевты пошли? – поинтересовалась я, окончательно осмелев от небывалой откровенности соседки.

Она неожиданно расхохоталась:

– В кладовщицы.

Наверное, у меня сделался очень смешной вид, потому что веселье соседки увеличилось еще больше. Она запрокинула голову, плечи ее тряслись, по щекам катились слезы. Утерев платком глаза, Антонина с трудом остановила новый приступ смеха и произнесла хриплыми булькающими звуками:

– Из ведущего хирурга в кладовщики, ну разве не смешно?! – И очередной взрыв хохота сотряс все ее худенькое тельце.

Я хотела сказать, что это совсем не смешно, это грустно, ужасно, непонятно, несправедливо и еще очень много разных «не», но промолчала.

– Что? – Антонина резко оборвала смех и пристально посмотрела на меня. – Интересно, поди, как так вышло?

Я сдержанно кивнула.

– Не в один день, конечно. В один день я только с врачебной практикой завязала. После хирургии, знаешь ли, трудно сесть за стол и просто слушать, ощупывать и измерять. Наверное, это болезнь, когда только резать тянет. Но вот не нашла я от нее лекарства. Дурной действительно из меня врач вышел. Переквалифицировалась в фармацевта. Вот уж Светка – дочурка моя – счастлива была. То круглый год на пятидневке, а то все чин чинарем: ужины дома, потом прогулка, летом дикарями на море. Лет пять так прожили. Светка у меня в школу пошла, училась хорошо. Я уж и про хирургию забывать стала. Только иногда сны привидятся, а так, чтобы среди дня горевать – нет, не случалось. – Антонина вдруг замолчала, нахмурилась. Все лицо ее внезапно исказила гримаса глубокого, неподдельного горя. У меня, казалось, перестало стучать сердце. Было очевидно, что сейчас мне поведают что-то очень страшное, незабытое.

– Заболела она, – выдохнула женщина. – Меня, конечно, не забыли. И в больницу Светку устроили, и лучших специалистов выделили. Да только врачи врачами, хирурги хирургами, а без лекарств против рака не попрешь. У нас, конечно, тогда уже начали появляться хорошие средства, только стоили, наверное, как ракета на Байконуре. Вот так-то. – Она испытующе на меня посмотрела. – А я в аптеке работала, понимаешь?

Какие-то смутные догадки зашевелились в моей голове, но я все же неопределенно пожала плечами.

Антонина усмехнулась:

– Совесть, детка, работает до поры до времени. А когда умирает твой ребенок, она засыпает мертвым сном. Списывала я эти лекарства как просроченные и не мучилась. Через полгода Светка на поправку пошла, а через девять месяцев выздоровела. Родила я ее, в общем, второй раз. Вот так. Ну а себя похоронила. Посадили меня.

– Почему? – Нет, прав все-таки муж. Вот люблю же я задавать идиотские вопросы, когда и так все ясно.

– По доносу. Заместитель у меня, чай, не слепой был. Хорошо, хоть подождал, чем дело с девочкой кончится, дал поправиться ребенку, а потом уж свою телегу накатал. Представляешь, ведь глазки мне строил, гад, и даже что-то пел о пылких чувствах. А упрятал на восемь лет за растрату. Знал ведь, что не торговала, что дитя из земли вытаскивала. Наплевать! Он хотел мое место получить и получил. И никак ему не аукнулось, что девку сиротой оставил. До сих пор гнида здравствует где-то в Германии, я потом узнавала. Хотела в глаза взглянуть, да не судьба, видно. Ладно, Бог ему судья, может, на том свете зачтется. В общем, оттрубила я от звонка до звонка. Тогда государство строгое было, за растрату и не амнистировали почти. Вышла – первым делом кинулась Светку искать. Оказалось, удочерили ее.

– Как удочерили?!

– Как-то. Девка воспитанная, немаленькая уже. Горшки выносить не надо. Родители не алкаши, не наркоманы, да и рассказали, наверное, приемным родителям, на что ее мать ворованное потратила.

– Но разве можно?! При живой-то матери?

Антонина взглянула на меня с искренним любопытством:

– Ты с луны, что ли? У нас все можно. Вопрос в цене. Иногда в очень высокой, но обязательно кому-то доступной.

Я протянула руку и погладила старческую сморщенную ладонь. Соседка кивнула, оценив мой порыв, и продолжила рассказ:

– Но я-то тоже не лыком шита. Стукнула по столу, кому судом пригрозила, кому и расправой (на зоне многого насмотрелась, нравы детдомовские, а язык и того хлеще). Выдали мне адресок Светкин.

– Вы ее забрали? – Мое лицо осветилось радостной улыбкой.

– Дура ты, – беззлобно обронила Антонина. – Я на нее посмотрела. Девка на первом курсе в МГУ. Условия жизни замечательные, родители – приличные люди. Старший брат имеется и младшая сестренка, тоже из приемных. И зачем я ее из этой жизни буду вытаскивать? Что я ей дам? Я никто, ничто и звать меня никак.