Светлана Лубенец - Love Forever?

Шурик, не отвечая, размотал вконец мокрую и грязную косынку. Ногу сильно раздуло.

– Ничего себе! – ужаснулась Камчаткина. – Эдак ты завтра вообще на нее не встанешь.

– На даче где-то был эластичный бинт. На ночь перевяжу – полегчает.

– А до дачи-то дойдешь? – с большим сомнением в голосе спросила девушка.

– Постараюсь.

– Шурик, – Крис не дала Лихачеву сделать шаг, – объясни все-таки, что между вами с Володькой произошло и куда вы с Анькой намыливались.

– Твой Масляков назвал же Соленко ревнивцем! Просто Отелло сумасшедший!

– Скажешь, что он тебе врезал ни за что?

– Конечно, ни за что! Я собирался Кашубе показать каменную глыбу, с которой видно стоящие на рейде корабли.

– И все?

– И все! Мы просто разговорились… ну… в танце… про залив. Анька уверяла, что он мелкий чуть ли не до Атлантики, вот я и хотел показать ей корабли. Уж ты-то знаешь, что Кашуба меня абсолютно не интересует!

– Только не надо мне опять заливать, как ты меня обожаешь!

– Ты мне правда нравишься, Крис!

– Поклянись!

– Может, еще и кровью где-нибудь расписаться? – усмехнулся Шурик. – Из губы так и льет.

– Ладно, не надо никаких клятв, – нахмурилась Камчаткина.

– Почему? Я могу…

– Не надо, Шурик. Даже если ты не врешь, в чем я все-таки сильно сомневаюсь, все равно не надо.

– И почему же?

– Потому что… потому что существует Антон. Понимаешь?

– Не понимаю! Что ты за него держишься? Соленко за Аньку мне чуть голову не оторвал, а твой Антон преспокойненько опять ушел с Третьяковой. Он предал тебя, Крис! И не первый раз! Он предает тебя через каждые полчаса!

– Да что ты понимаешь?! Он любит меня! Я знаю! Он просто такой вспыльчивый и неуравновешенный! Это ему все время кажется, что я его предаю! А разве я предаю?! Я его тоже люблю! И он в конце концов поймет это!

– Брось его, Криска! Он тебя не стоит! А мы с тобой будем ездить на эту дачу одни! Согласись, здесь здорово! И вообще, я все сделаю, чтобы ты забыла и думать о Маслякове!

– Нет, Шурик… Я не могу. Ты прости. Я его действительно… люблю…

Камчаткина жалко улыбнулась и пошла в ту сторону, где скрылись Антон с Леной. Лихачев остался один. Он незамысловато выругался, замотал в Анину косынку тяжелый камень и забросил все это подальше в залив. Потом осторожно ступил на распухшую ногу и вскрикнул от боли. Крис обернулась, сочувственно сморщилась и вернулась к нему на помощь.

Они с большим трудом дотащились до дачи. В доме было пусто и как-то печально.

– Не хватало еще, чтобы все остальные тоже пропали, как твой братец, – буркнула уставшая Крис, плюхнувшись на табуретку в кухне. – Неужели ты и правда не знаешь, куда твои родственнички подевались?

Шурик, скривившись, помотал головой.

– Что, так больно? – забеспокоилась Камчаткина.

– Слушай, Крис, даже несмотря на то, что ты любишь Антона, помогать тебе все-таки придется мне. В комнате, где должны бы находиться Федор с Диной, есть такой шкафчик… там на верхней полке была аптечка. Поищи в ней эластичный бинт. Он был в прозрачной упаковке с красной этикеткой.

Камчаткина выпорхнула из кухни, а Шурик состроил такую зверскую рожу, будто хотел кому-то очень сильно ею досадить. Крис вернулась с бинтом и принялась за перевязку.

– Какая идиллия! Ты только посмотри, Ленусь! Мы опять явились не вовремя! – раздался голос Маслякова. – Пошли, что ли, еще погуляем!

– Никуда я больше не пойду! – сердито ответила Третьякова, а Шурик, морщась от боли, сказал:

– Дурак ты, Масляков, как я погляжу.

– Не дурнее остальных!

– Дурнее! Она тебя любит.

– Кто? – Антон принял самую независимую позу, но пальцы выдавали его волнение, нервно теребя полуоторванный карман.

– Она. Крис.

– Ага! Как же! Свежо преданьице…

– Ну я же говорю – дурак! – повторил Лихачев.

– И я то же самое тебе скажу, – произнесла Камчаткина, закончив бинтовать.

– Естественно! – дурашливо развел руки в стороны Масляков. – Разве ты можешь сказать мне что-нибудь другое?!

– Могу и другое! И скажу… – Крис немного помолчала, будто собираясь с силами, и произнесла тихо, но так убедительно, что никто не мог ей не поверить: – Я люблю тебя, Антон…

Лицо Маслякова дрогнуло, и рот как-то некрасиво съехал в сторону. Он зачем-то начал очень сосредоточенно отрывать висящий на нитках карман. Крис подошла к нему, одним движением сорвала с его груди ненужный уже цветной лоскуток и потащила молодого человека из кухни в комнату девушек.

Шурик проводил их глазами, а потом перевел взгляд на нахохлившуюся на табуретке Третьякову.

– Лена, если я тебе скажу сейчас то же самое, что только что сказала Маслякову Крис, ты поверишь? – спросил он.

Ленино лицо, в отличие от лица Антона, вытянулось от удивления. Спасительного кармана, болтающегося на нитках, у нее не было, поэтому она вынуждена была поднять глаза на Шурика и сказать:

– Скорее всего, нет…

– Почему?

– Потому что это… слишком… хорошо, чтобы быть правдой…

– Но это правда, Лена…

Лихачев поднялся со своей табуретки, ступил на больную ногу и опять вскрикнул. Третьякова бросилась на помощь и оказалась в объятиях молодого человека. Она попыталась вырваться.

– Не отпущу, – сказал он, – пока ты мне не поверишь.

– Но… ты мне еще ничего не сказал, – тихо проговорила девушка, глядя в его серые глаза. – Чему я должна поверить?

– Я сам хотел позвать тебя на дачу, но девчонки опередили. Я знал, что здесь обязательно представится случай все тебе сказать… Ты же знаешь, я, как и Соленко, ухожу из школы в колледж, поэтому для меня все, что сейчас происходит, очень важно…

– Что… важно… – едва дыша, прошептала Третьякова.

– Все… ты… То, что я могу тебя обнять… Я давно хотел сказать, но как-то стеснялся… А вот Криска, она не побоялась… И я тоже… больше не буду бояться, что ты неправильно поймешь. Я люблю тебя, Лена… Поверь, пожалуйста… Я никому еще не говорил таких слов. Только тебе…

– Я верю, – счастливо улыбнулась девушка. – Я не могу не верить, потому что сама… люблю…

– Лена-а-а… – протянул Шурик и прижал к себе девушку. – И ты будешь со мной встречаться, когда я уже не буду учиться в вашем классе?

– Я же сказала, что тоже люблю! – ласково упрекнула его она.

Скорее всего, эти двое утонули бы в поцелуях, но в дом возвратились Аня с Володей. Вместе и все-таки порознь, и оба в самом ужаснейшем настроении. Аня осталась стоять в дверях с похоронным лицом, а Соленко, ни на кого не глядя, сразу прошел в комнату, которая была отведена ребятам. Очень скоро он вылетел оттуда со своей спортивной сумкой на плече и направился прямиком к выходу.

– Володя, ты куда? – удивленно крикнула ему в спину Третьякова.

Культивированная в семействе Соленко вежливость не позволила ему проигнорировать вопрос девушки, да еще той, которая ничего плохого ему не сделала.