Наталия Миронина - Дочь мадам Бовари

– Я – Сумарокова. И известной хочу стать под этой фамилией.

Георгий Николаевич не смог возразить.

Мужа своего Лиля держала в ежовых рукавицах, невзирая на то, что с самого первого дня их совместной трудовой деятельности он являлся ее начальником. Муж был вспыльчив и ревнив, как мавр, но, по сути, характер имел отходчивый, мягкий. И, что самое главное, он обладал тем качеством, которое так редко встречается в мужчинах и которое так часто ценится женщинами, – он был великодушен. Он умел прощать серьезные ошибки и почти не замечал мелких промахов. В семейной жизни это было залогом стабильности. Успехи жены, с одной стороны, его радовали, а с другой, заставляли нервничать. Особенно когда начальство, сплошь, понятное дело, мужчины, засыпало супругу комплиментами. Отдельной статьей, условно называвшейся «возмутители семейного спокойствия», проходили деятели культуры и искусства. Все герои, о которых писала Лиля в своих материалах, становились ее поклонниками. Это были седовласые преподаватели консерватории, начинающие пианисты, именитые актеры, прославленные певцы. Они, единожды согласившись встретиться с этой изящной, решительной женщиной, навечно становились ее поклонниками. Нельзя сказать, что Сумарокова некоторым из них не симпатизировала. Были и те, кто считал, что покорил ее. Но, увы, они, как правило, заблуждались. Если бы Лиля жила сейчас, то о ней можно было смело сказать, что она – сапиосексуал, ибо этот термин был придуман только в 2012 году и обозначал возбуждение от ума другого человека. Но Лиля пока жила в восьмидесятых, а потому обычно произносила:

– Нет, положительно, в дурака я влюбиться не смогла бы!

Влюблялась ли Сумарокова на самом деле – оставалось самой большой интригой. Понять поведение этой женщины не мог никто. Приветливость и общительность не мешали ей всегда держать некую дистанцию, которая сохранялась даже тогда, когда человеку казалось, что они с Лилей друзья. При этом дружила Лиля с мужчинами. С женщинами она соперничала, но так, как соперничают боги с простыми смертными – немного высокомерно, немного шутя, так, что всякому становилось понятно, в чью пользу будет счет этой борьбы.

О том, что Лиля Сумарокова кем-то увлечена, догадалась ее подруга Попова. Они встретились в открытом кафе во дворе Замка, чтобы поболтать о предстоящем свидании Поповой. Лиля сидела за столиком, откинувшись в плетеном кресле, положив ногу на ногу и покачивая носком в темно-синей туфельке. На ней было платье, напоминающее матросский костюм, волосы, как и положено, зачесаны наверх, взгляд темных глаз был серьезен. Она уже битый час слушала подругу. Та, запинаясь, рассказывала о своей любви и решимости отбить любовника у жены.

– Только вот не знаю, стоит ли пытаться? – Попова закончила рассказ и посмотрела на подругу.

– Как говорил небезызвестный Макс Отто фон Штирлиц: «Нас всех губит отсутствие дерзости в перспективном видении проблемы».

Попова от неожиданности уронила с ложечки кусок масляного крема – ее влюбленность сопровождалась страшным аппетитом.

– А кто это такой?

– Максим Исаев, – не моргнув глазом, ответила Лиля.

– Какой Исаев? – не поняла Попова.

– Который «Семнадцать мгновений весны».

– Ну, ты даешь!

– И потом, что ты в конечном счете хочешь получить? Ты хочешь любовника, или ты хочешь выйти замуж?

Это было абсолютно в духе Лили Сумароковой – обозначить проблему просто и ясно, задать вопрос без всяких там эфемизмов. После этого, как правило, следовал совет – и обычно неприятный в своей циничности.

Попова задумалась. Перед ее глазами был брак самой Лили. Брак, похожий на клуб по интересам. Лилю и Георгия объединяла профессия, интеллектуальные пристрастия, любовь к прогулкам по морю и еще куча подобных занятий. Их бросающиеся в глаза различия – Лиля была энергичным трудоголиком и экстравертом, а Георгий несколько ленив и по натуре был интровертом, казалось, были противовесами, и при всем при том ни у кого, кто знал их, не возникало даже сомнения в том, что эта семья все-таки основана на любви. Жест, взгляд, улыбка, обращенная к другому, – все это показывало искренность их отношений. Люда Попова понимала, что надо быть Лилей Сумароковой, чтобы отнестись к собственному браку как проекту.

– Видишь ли, – словно прочитала ее мысли Лиля, – семья – это что-то такое, что лежит в области иррационального. И прежде всего это касается собственных внутренних ощущений. Мы не верим, что можем стать президентом страны, и не верим, что нас сделают главным редактором большого толстого журнала (хотя вероятность этого велика и во многом зависит от нас), но почему-то верим, что будем жить долго и счастливо с одним и тем же человеком лет этак пятьдесят!

– Что ж в этой вере плохого?!

– В том, что она к реальной жизни не имеет никакого отношения. Впрочем, как всякая другая слепая вера. По моим наблюдениям, – Лиля достала сигареты и закурила, – в браке счастлив тот, кто относится к нему как к любимой работе – добросовестно, с душой. И тот, кто вынослив. Только эту выносливость нужно в себе воспитать. А потом, если ты заметила, у мужчин куча всяких других занятий, помимо нас и службы, а мы, тетки, все какие-то одинаковые и, как правило, занимаемся одним и тем же. Положение надо уравновесить.

– А как же счастье, мечта о нем?

– Да кто ж тебе запрещает быть счастливой и мечтать. Только горизонт планирования в этом смысле должен быть коротким. Тогда качественнее и счастье будет, и мечты реальнее.

Фразу о различиях в занятиях мужчин и женщин Лиля не сама придумала, эти слова давным-давно она вычитала у одного американского классика и очень хорошо запомнила. Там главный герой в ответ на упреки своей жены в отсутствии должного внимания, сказал, что интересы женщин ограничены, в то время как у мужчин не хватает времени сделать все, что, по его мнению, он хочет и должен.

– Многие считают, – донесся до Люды голос Сумароковой, – что вступить в брак – это почти что сменить веру или сменить пол – полностью перенять взгляды, привычки, пристрастия, точку зрения. А мне кажется, что брак только тогда будет приятен и долог, когда каждый останется при своих интересах и не будет портить своей навязчивостью другому жизнь.

– Так не бывает. Это идеализм!

– Согласна с тем, что это редкость, но поверь, я нутром чувствую, что это единственная возможность сохранить брак. Если же ты не согласна или не способна на такую модель, тебя ждут тяжелые времена. Так что тебе решать, что с этим самым мужчиной делать. По мне, так переспи, а там посмотришь! Все, дорогая, я побежала, у меня еще две встречи, и в редакцию надо успеть, номер сегодня подписываю. А если честно, поступай так, как подскажет тебе внутренний голос. Он, собака, врет часто, потому мы, наверное, и ошибки делаем. Но с другой стороны, если ошибку можно исправить, тогда это ошибкой считать нельзя.