Пенелопа Дуглас - До тебя (ЛП)

– Через те двери, там найдешь камеры хранения, куда можешь положить свои ключи и телефон. Цепь для бумажника тоже оставь, пацан.

Я смерил взглядом тюремного офицера, похожего на неонациста, всем своим видом говоря, что он мог засунуть свои приказы себе в задницу. Мужик был лысый, с бледной кожей, будто в жизни солнца не видел, и толстый (да, такое случается, если пожирать ежедневно дюжину пончиков с кремом). Я хотел, чтобы вещи остались при мне, на случай, если решу развернуться и уйти, увидев мерзкого ублюдка, именуемого отцом.

Мой отец. От этих слов желудок свело.

– Как вообще это все происходит? – неохотно поинтересовался. – Он, типа, в клетке будет сидеть, а разговаривать через вентиляционные отверстия, или там телефоны есть?

Не в моем стиле задавать вопросы. Я либо самостоятельно во всем разбирался, либо молча плыл по течению. Но мышцы сковывало от идеи, что мне предстояло встретиться с этим сумасшедшим мудаком. Я хотел точно знать, с чем столкнусь. Уж лучше показаться беспомощным ребенком перед копом, если это поможет выглядеть мужественно перед отцом.

– Клетки с вентиляционными отверстиями? – поддразнил неонацист с полицейским значком. – "Побега" насмотрелся?

Придурок.

Он явно пытался сдержать улыбку, отмыкая двухстворчатые двери.

– Томас Трент сидит не за убийство или изнасилование. Так что дополнительных мер предосторожности не предусмотрено, пацан.

Нет, конечно, не предусмотрено. Он ведь совсем не опасен. Совершенно.

Вздернув подбородок, спокойно прошел через двери.

– Меня зовут Джаред, – поправил его ровным тоном. – А не "пацан".

Комната для посещений – если ее вообще так называли – напоминала школьную столовую. Скамейки, столы, автоматы с едой. Окна на южной стене впускали достаточно света, но не слишком много.

Сегодня суббота, поэтому помещение было забито народом. Женщины держали детей на руках, в то время как мужья, бойфренды и прочие родственники улыбались, разговаривая с ними. Матери обнимали сыновей, дети сторонились отцов, которых не знали.

Столько "счастья", что просто ужас.

Оглядев комнату, своего папашу я не заметил, и не знал, должен ли присесть и дождаться, когда его вызовут. Глаза разбегались во все стороны. Мне не нравилось, что я не имел понятия, где он находится, а ему мое положение могло быть уже известно. Во рту пересохло, стук сердца отдавался в ушах, однако я заставил себя успокоиться и сделать то, что делал всегда.

Осматриваясь вокруг, постарался выглядеть невозмутимо и уверенно, держаться по-хозяйски.

– Джаред, – произнес мужской голос.

Я замер.

Этот хриплый голос преследовал меня во сне. Он всегда звучал одинаково. Терпеливо.

Как змея, крадущаяся к своей добыче.

Я медленно пошел на звук, пока на глаза не попался мужчина за сорок, с белокурыми волосами, завивавшимися вокруг ушей, и синими глазами.

Отец сидел за столом, опершись локтями о столешницу, сплетя пальцы, одетый в бежевую рубашку и белую футболку. Наверно, на нем были брюки под цвет рубашке, только я даже не позаботился проверить.

Никак не мог отвести взгляд от его лица. Ничего не изменилось. Если не считать гладко выбритых щек и более здоровой на вид кожи (полагаю, потому что он больше не принимал наркотики), выглядел отец так же. Волосы по-прежнему с проседью. Он всегда был среднего телосложения, но сейчас казался немного худощавее. Сомневаюсь, что заключенные имели шансы растолстеть в тюрьме.

От того, как он на меня смотрел, начали потеть ладони. К несчастью, это тоже не изменилось. Глаза у него были холодные и отчужденные, с налетом чего-то еще. Может, изумления?

Словно он знал что-то, чего не должен был знать.

Он знал все , – напомнил я себе.

Внезапно я снова вернулся в его кухню, парализованный от отчаяния, с саднящими от веревки запястьями.

Сунув руку в карман, достал вещь, без которой мне точно не обойтись. Глиняный кулон Тэйт.

Я сжал его в кулаке, сразу же почувствовав себя сильнее.

Технически, кулон предназначался для ее матери, но я забрал его с кладбища однажды. Сначала уверял себя, что пытался его сберечь. Чтобы он наверняка сохранился. Позже кулон стал еще одной частичкой Тэйт, которой я мог завладеть.

Теперь он выступал в качестве моего талисмана. Уже не я его берег от вреда, а он меня.

Сощурив глаза для пущего эффекта, подошел к отцу, недостаточно медленно, чтобы выглядеть робко, и недостаточно быстро, чтобы показаться покорным. На своих собственных условиях, потому что он больше не имел права голоса.

– Итак, что натворил? – спросил отец, прежде чем я успел сесть, заставив меня на мгновение замереть над сиденьем.

О, да. Он намеревался со мной побеседовать. Об этом я забыл. Хотя его желание не означало, что я должен отвечать.

Я еще не решил, как вести себя во время визитов, но он мог катиться ко всем чертям. Впереди у нас пятьдесят две встречи, возможно, в какой-то момент я решу заговорить, только не раньше, чем буду готов.

– Да ладно тебе, – поддел отец. – Можем уж заодно и время скоротать.

Крошечная часть меня надеялась, что без алкоголя и наркотиков мой отец – ох, ну, не знаю – начнет вести себя так, будто у него есть сердце. Нет, он остался той же мразью.

– Украл? – тут же продолжив, спросил отец, словно говорил сам с собой, постукивая пальцами по стальному столу. – Нет, ты не алчный. Нападение, может? – Он покачал головой. – Но ты никогда не начинал драки, в которых мог проиграть. С более слабым противником, вероятно. Ты всегда был мелким трусом.

Сжав свободную руку в кулак, сосредоточился на дыхании.

Сидя здесь, вынужденный выслушивать его размышления, которыми он так великодушно делился, я гадал – он эту хрень на ходу придумывал или действительно был настолько проницателен?

Алчен ли я? Нет, не думаю. Завязывал ли драки с более слабыми противниками? Тут мне пришлось задуматься на минуту, но да, завязывал.

Только потому, что все вокруг были слабее меня. Все.

– Значит, остаются наркотики. – Отец стукнул ладонью по столу, застигнув меня врасплох. Я рефлекторно потупил взгляд, чтобы не смотреть ему в глаза. – Правдоподобно. Учитывая твою мать и меня, у тебя это в крови.

Все , – повторил про себя.

– Ты меня не знаешь, – ответил тихим, ровным тоном.

– Да, продолжай себя в этом убеждать.

Нет. Он оставил меня – спасибо Богу за это – когда мне исполнилось два года. Потом провел со мной несколько недель тем летом.

Он меня не знал.

Сжимая кулон Тэйт, пристально смотрел на отца. Пора его заткнуть.

– Надолго тебя посадили? Еще лет шесть осталось? – спросил я. – Каково это – знать, что поседеешь до того, как снова займешься сексом? Или сядешь за руль? Или сможешь лечь спать позже одиннадцати в будний день? – Я приподнял брови, надеясь, что мои снисходительные вопросы поставят его на место. – Ты ничего обо мне не знаешь. Никогда не знал.