Таммара Веббер - Просто вдвоем

Теперь я уже не был ребенком и уезжал из дома не на выходные. Я стал студентом, которому нужна крыша над головой на ближайшие четыре года. Формально взрослым человеком, который не мог себе позволить платить и за обучение, и за место в общаге. Арендная плата, которую брал с меня Хеллер, была символической. Я понимал, что это благотворительность, и впервые за свою жалкую жизнь отчаянно ухватился за протянутую мне руку, как за узел на конце брошенной в яму веревки.

– Давай первые два часа поведу я, а потом ты. – Жаклин подняла на лоб темные очки и улыбнулась мне, сидя за рулем своего грузовичка. – Только не спи, а то проснешься на полпути в Эль-Пасо. Ты нужен мне как штурман.

Она, пятясь, выехала с хеллеровского двора. Я помахал Карли и Чарльзу.

– На Эль-Пасо ведет совершенно другое шоссе. Ты не настолько плохо ориентируешься в пространстве, – усмехнулся я.

Жаклин покачала головой и вздохнула:

– Нет, серьезно. Лучше не искушай судьбу, а то пожалеешь: я заблужусь, и мы без толку проколесим все весенние каникулы.

Я подумал, что неделя бесцельной езды – не такая уж плохая альтернатива путешествию в вонючий городишко на побережье, и, покачав головой, ответил:

– Наверное, на день рождения мне следовало купить тебе новый навигатор.

Она сморщила нос:

– Решил дарить мне практичные подарки?

– Ах да, извини, забыл: практичные подарки под запретом.

Жаклин говорила мне, что ее родители всегда дарили друг другу и ей исключительно нужные вещи, но в этом году их прагматичность достигла нового уровня: они решили купить себе подарки сами.

– Мама заказала для себя новый тренажер, а папа – гриль, – сообщила Жаклин, когда мы делились рождественскими впечатлениями. – Гриль большой, с боковыми горелками и ящиком для подогрева. Но, елки-иголки, какая разница? Все равно покупать подарок самому себе – это же бред!

Я не стал ей говорить, что, на мой взгляд, идея неплохая. Она не признавала практичных подарков – значит мне было суждено прожить жизнь в обстановке непрактичности. Ну и прекрасно!

Мы оба недавно отпраздновали дни рождения. Жаклин на сутки арендовала для меня «Порше-911» – абсолютно непрактичный подарок, вызвавший у Хеллера и у Джозефа дикую зависть. Я отправил Бойсу фотографию, и он ответил: «Ты мне брат, но твою женщину я похищу. Считай, что я тебя предупредил!»

Сама Жаклин получила от меня на день рождения один из акварельных пейзажей моей мамы: Париж на фоне дождливого неба. На зимних каникулах я откопал его у отца на чердаке, потом оформил в паспарту и раму. Открыв упаковку, Жаклин затихла, и по ее лицу в три ручья побежали слезы. Я решил, что моя попытка овладеть искусством выбора подарков с треском провалилась и лучше мне от греха подальше ничего больше никому не дарить.

Но Жаклин вдруг повисла у меня на шее. Через час я запустил пальцы ей в волосы, поцеловал ее и спросил:

– Погоди, а что это было? Ведь мой день рождения только через одиннадцать месяцев!

Жаклин спала, забравшись с ногами на пассажирское сиденье, когда я понял, что до побережья осталось пятнадцать минут езды. Что я везу ее к себе домой, где ей предстоит познакомиться с моим нелюдимым отцом и с лучшим другом, который частенько ведет себя не совсем так, как принято в приличных компаниях. И черт побери – похоже, ей придется спать в кладовке. Вот дерьмо! Надо было забронировать номер в гостинице.

– Мм… – промычала Жаклин. Проснувшись, она зевнула и вытянула сначала ноги, потом руки. Села прямо и, поморгав, спросила: – Приехали?

– Почти, – кивнул я.

Из-за начала весенних каникул и дешевизны местных гостиниц на паром выстроилась очередь. Сообразив, что я привез в эту приморскую дыру девушку, с которой встречался три месяца, я почувствовал тяжесть в желудке – как будто проглотил железный брусок. Если бы Жаклин не проснулась, я бы развернулся и погнал машину обратно. Но парень в оранжевом жилете уже замахал нам рукой, и мы, прогромыхав по крайнему левому трапу, въехали на борт. От пристани на противоположном берегу до моего дома было минут пять езды. Может, десять, если учесть наплыв туристов, вместе с которыми в сонное курортное местечко после зимнего простоя снова потекли деньги.

На мой взгляд, городишко не представлял собой ничего особенного, но Жаклин вытянула шею и широко раскрыла глаза, приготовившись поглощать взглядом все: разрисованные яркими красками фасады зданий, туристические магазинчики и закусочные, щебеночно-асфальтовые дороги, перетекающие во дворы без бордюров, море и лодки, видные почти отовсюду.

– Пальмы! – улыбнулась Жаклин. – Какие забавные! – Я вопросительно на нее посмотрел, и она пояснила: – Где-нибудь в Лос-Анджелесе они выглядят иначе: там они тоньше и выше. А эти как будто знают, что поблизости нет больших зданий или гор и им не с кем соперничать. Поэтому они такие…

– Недоразвитые?

– Нет, милые, – рассмеялась она.

После нескольких поворотов я припарковался на гравийной дорожке перед дедовым – то есть теперь уже отцовским – домом и, сглотнув, сказал Жаклин:

– Не знаю, как он будет держаться. Он, конечно, не хам и с клиентами всегда ведет себя очень вежливо, но я не уверен…

– Лукас. – Она взяла мою руку и сжала ее. – Все будет хорошо. Я не жду пламенных объятий и вечеринки по случаю моего приезда. Твой отец тихоня, как и ты. Я поняла.

Я нахмурился: «Как я?»

Она повернула мою ладонь тыльной стороной вверх и поцеловала, усмехнувшись так, будто прочла мои мысли. Может, она и правда умела их читать.

Я положил левую руку ей на затылок и привлек к себе. Мы поцеловались. Проведя пальцами по волосам Жаклин, я успокоился. Бояться было нечего: она приехала, потому что захотела этого. Мы поговорили о моем отце, я ее подготовил. В последние месяцы я каждую неделю ходил к психотерапевту и постепенно научился принимать то, как папа переживал свое горе, хотя выбранный им способ был далеко не идеальным для нас обоих.

Отец вряд ли расстелет перед нами ковровую дорожку, но и приличий не нарушит. Бойс, конечно, дурак, но он, может быть, понравится ей и таким. А кровать у меня в кладовке не меньше, чем у нее в комнате, которая в последнее время стала одним из моих любимых мест на свете.

– Спасибо, – сказал я.

Мы прижались друг к другу лбами, и я увидел, как ее пальцы погладили узоры на моем плече. Жаклин наклонила голову и еще раз меня поцеловала, зацепив языком лабрет. Ей нравилось им играть. Она даже надулась, когда я сказал, что его придется вынуть, как только начну ходить на собеседования по поводу работы.

– Пожалуйста, – прошептала она, не отрываясь от моих губ.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Я поднес руку к ее лицу, беззвучно признаваясь: «Я тебя люблю». Я был готов сказать это и вслух, но не знал как. Ни одной девушке я еще такого не говорил. Ни к одной не испытывал таких чувств. По-настоящему. Сейчас казалось глупостью, что я мог подумать, будто люблю Мелоди Доувер. Мои тогдашние ощущения были настоящими, невыдуманными, но если человеческие чувства – это лестница, то с ней я стоял на нижней ступеньке.