Кристина Лорен - Прекрасный незнакомец (ЛП)

“А я прихожу сюда, потому что тут есть бильярд, и мне нравится делать вид, что в пуле я могу надрать Максу задницу”,- сказал Джеймс, одним большим глотком заканчивая свое пиво. “Ну, давай поиграем”.

Я приняла это как намек и перекинула ремешок сумочки через плечо, слегка улыбаясь Максу. “Желаю хорошо развлечься. Увидимся”.

“Давай я тебя повожу”,- сказал он и повернулся к Джеймсу. “Возьми мне еще бутылку, и встретимся у дальнего стола”.

Макс положил свою руку мне на талию, и мы вышли из бара под яркое послеполуденное солнце.

“Ох, блядь”,- простонал он, ослепленный солнцем. “Внутри намного лучше. Давай, вернемся и поиграем”.

Я замотала головой. “Я думаю, мне надо домой, у меня стирка”.

“Я польщен”.

Я рассмеялась, но затем стала беспокойно оглядываться по сторонам, когда он поднял свою руку и притронулся к моему лицу. Он быстро убрал руку, бормоча: “Точно, точно”.

“Джеймс знает обо мне?”- спросила я тихо.

Он посмотрел на меня, слегка удивленно. “Нет. Мои друзья знаю, что кто – то есть, но не знают кто именно”.

На секунду мы погрузились в неловкое молчание, и я не знала как себя вести. Вот почему соглашение о сексе только по пятницам было идеальным: оно не требовало ни лишних мыслей, ни обсуждения с друзьями, ни чувств, ни границ.

“Ты не думала о том, насколько это странно, что мы постоянно пересекаемся друг с другом?”- спросил он, выражение его глаз было нечитаемым.

“Нет”,- призналась я. “Разве не так устроен мир? В городе миллионов ты встречаешь одного и того же человека”.

“Но насколько часто ты встречаешь того, кого хочешь видеть больше всего?”

Я моргнула и отвела взгляд, чувствуя кипящее смешение неловкости и трепета, поднимающегося из моего живота.

Он проигнорировал мое неловкое молчание и продолжил наступление. “Так завтра у нас все по плану, да?”

“А почему нет?”

Он рассмеялся, опустив свой взгляд на мои губы. “Потому что это праздник, Лепесточек. Я не думал, что у меня есть праздничные привилегии”.

“Для тебя это не праздник”.

“Да, точно”,- ответил он. “Это день, когда мы отделались от вас, вечно ноющих американцев”.

“Ха - ха”.

“К счастью для меня, до конца года ни один праздник больше не выпадает на пятницу, и мне не придется волноваться о том, что я пропущу свой, с недавних пор, любимый день недели”.

“Ты просмотрел календарь до конца года?” Я почувствовала, что приблизилась к нему, настолько близко, что теперь уже могла чувствовать тепло его тела, даже в эту тридцатиградусную жару.

“Нет, я просто немножко гений”.

“Гениальный сумасшедший?”

Он рассмеялся, игриво причмокивая языком. “Что – то в этом роде”.

“И так, где мы завтра встречаемся?”

Он снова поднял руку и провел указательным пальцем по моей нижней губе. “Я напишу”.

И он написал. Почти сразу же, как только я завернула за угол и дошла до метро, телефон в моем кармане прозвенел, и я прочла сообщение: Угол Одиннадцатой Авеню и Западной , 24. Небоскреб напротив парка. 19:00.

Он не указал ни номера дома, ни этажа, даже не написал, что надеть.

Когда я добралась, было понятно, что там всего одно здание, которое он мог иметь в виду. Это был новый дом из камня и стекла, с видом на Прибрежный Парк Челси. Так же у этого здания был восхитительный вид на Гудзон. Холл был пустым, за исключением охранника на посту, и после того, как я беспокойно ходила из угла в угол примерно с минуту, он спросил меня, являюсь ли я другом мистера Стелла.

Я остановилась, и опасливо ответила: “Да”.

“О, хорошо. Мне следовало спросить у вас раньше!” Когда он встал, я увидела, что вширь он был таким же большим, как и в длину, и он указал мне на лифты. “Я должен доставить вас наверх”.

Я смотрела на него пару секунд, затем последовала за ним в сторону лифтов. Охранник вставил ключ в слот и нажал копку К.

Крыша.

Мы поднимаемся на крышу?

Дружелюбно махнув, он выступил из лифта. “Хорошего Дня Независимости”,- сказал он, и за ним закрылись двери лифта.

В здании было двадцать семь этажей, но лифт, очевидно, был новым, и очень быстрым, из – за чего я даже не успела подумать о том, что может ждать меня наверху, как услышала тихий звонок и двери лифта открылись.

Я очутилась в маленьком коридоре, от которого шел небольшой лестничный пролет наверх к единственной двери, на которой было написано КРЫША. ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ.

Что еще мне оставалось думать, кроме как предположить, что сегодня эта надпись предназначена не для меня? В конце концов, это был Макс. У меня было такое чувство, что он уважал мои правила настолько, чтобы научиться их правильно обходить.

Дверь открылась с громким металлическим щелчком и наглухо захлопнулась позади меня. Я повернулась и попыталась ее открыть, но она не поддавалась. День был жарким и ветреным, и я застряла на крыше здания.

Твою ж мать. Максу лучше поскорее оказаться здесь, иначе я потеряю остатки самообладания.

“Сюда!”- крикнул Макс откуда – то справа.

Я выдохнула с облегчением и обошла огромный электрощит. Там стоял Макс, один, в окружении одеял и подушек и большой накрытой поляной еды и пива у своих ног.

“С Днем Независимости, Лепесточек. Готова к сексу на свежем воздухе?”

Он выглядел невероятно, одетый повседневно в джинсы и голубую футболку, загорелый и с мускулистыми руками, и все его почти два метра двинулись ко мне. Его физическое присутствие, на крыше, под этим солнцем, с этим ветром, который своими потоками прижимал ткань футболки в его груди… Боже мой . Давайте просто скажем, что это возымело на меня свое действие.

“Я спросил, готова ли ты к сексу на свежем воздухе”- повторил он тихо, и наклонился, чтобы поцеловать меня. На вкус он был как пиво и яблоки, и что – то еще, присущее только Максу. Он олицетворял тепло, секс, комфорт … он был моей пищей для души, в которой я могла себе не отказывать, и поглощать без чувства вины, зная, что она насыщает меня, даже если все это и не хорошо для меня.

“Да”,- сказала я. “Так, ты не переживаешь ни о вертолетах, ни о камерах, ни о…,- я посмотрела за ним, указывая на людей на крыше вдалеке, - тех людях с биноклями”.

“Неа”.

Я сузила свои глаза, и провела своими ручками по его груди выше к его шее. “Почему ты не боишься, что тебя могут увидеть?”

“Потому что переживания об этом изменят меня. Из – за этого я начну прятаться дома, или стану параноиком, или это удержит меня от того, чтобы трахнуть тебя на крыше. Только подумай, какой это может стать трагедией”.

“Огромной”. До меня дошло, насколько равнодушным он был к тому, увидит ли его кто – нибудь или нет. Он за этим не гнался; но он от этого и не убегал. Он просто жил в реальности происходящего. Это был настолько иной способ взаимодействия с прессой и публикой, что меня это несколько изумляло. Все это казалось таким простым.