Ляля Брынза - Пари

Все зашумели в поддержку Митрича.

— Надеетесь на успех? — я хмыкнула. — Ладно, две недели не большой срок. Подожду.

Пришел Андрей и задействовал меня в накрывании на стол, заодно удержав от того, чтобы я плюнула им в тарелки.

— Победитель должен быть снисходителен, — урезонил меня он.

— А кто победитель? — промелькнуло в мыслях, — какая уж тут победа, когда меня от одного взгляда на него трясет мелкой дрожью.

Ужин тянулся в тягостном молчании, изредка прерываемым тихими постанываниями и всхлипываниями. Зато кофе с коньяком прошло на ура, и количество коньяка явно превысило норму. Гости слегка расслабились и перед уходом уже не бросали на меня зверских взглядов.

— Так скоро? Посидите еще чуточку, — я попыталась оттянуть момент, когда я должна была остаться наедине с Андреем. По-моему мне было страшно продолжить наш неоконченный кухонный диалог. Клянусь, если бы они остались я скостила бы им сумму проигрыша тысчонок эдак на пять, нет на три… Но они, не догадываясь о моем искреннем порыве, откланялись и удалились чтобы, как я думаю, по дороге обсудить план дальнейших действий. Хотя, какие уж тут действия?

Дверь закрылась и я потопала собирать со стола. Посуда была размещена в посудомоечной машине и я гордо нажала на кнопку, демонстрируя познания в основах домоводства.

— Все прошло хорошо? — полюбопытствовал Андрей. — Я не сморозил ничего лишнего?

— Браво. Мы на пороге великих событий. Пора готовить заключительный акт. Я на досуге напишу тебе речь с аплодисментами в помеченных местах и ты, вызубрив ее наизусть и прорепетировав, имеешь шанс на венок из лаврушки, сплетенный моими ручками.

— Больше никаких шансов?

— Ну ты и наглец. Я предоставляю тебе блестящую возможность раскрыть актерское дарование плюс кругленькая сумма, а ты еще и не доволен.

— А кто-то мне честно обещал ответить на мой вопрос, и не убегать.

— Андре-е-е-й, — протянула я, — а нельзя оставить серьезные беседы до завтра? На мне ни одного живого места нет после этого визита, — я притворно зевнула.

— Нет, — твердо ответил он. — Не ломайся. А то заставлю пылесосить.

— Хорошо, — обреченно вздохнула я, — не буду, все равно не проходит.

— Вот так то лучше. — Андрей смотрел на меня спокойно и ласково, но что-то подсказало мне, что он слегка волновался, может уж слишком натуральным было это спокойствие. — Иди ко мне. Я чуть поколебалась, а затем приняла решение. Приблизилась к нему и обняв его за шею, поцеловала. Поцеловала так как хотела, сильно, нежно, неистово, не скрывая своих чувств и желания. Он ответил на поцелуй, и, отстранившись на секунду, снова прильнул к моим губам.

— Ну? — выдохнул он, оторвавшись.

— Еще не понятно? — горько ухмыльнулась я. — Повторить, или разъяснить знаками?

— Не знаками. Словами. — В его голосе слышалась скрытая мольба, или я обманывалась, принимая желаемое за действительное.

— Тогда читай по губам. Я собралась с силами и отчетливо произнесла: «Да. Я в тебя влюблена. Влюблена как школьница. И ничего с этим поделать не могу, и наверное уже не буду. Да. Ты опять прав. Все мои „ужимки и прыжки“ ни что иное как наивная попытка спрятаться и спрятать от тебя, да и от себя эту влюбленность. Да, я попалась на крючок и не могу спрыгнуть обратно в воду. Это не я, это ты выиграл это чертово пари, омерзительный шотландский сеттер. Доволен?»

Я закончила и с облегчением опустила руки. Все наконец-то было ясно и разложено по полочкам. Не надо было больше скрываться за стеной глупеньких шуточек. Не надо было думать о том, как себя вести и что делать. И поверьте, высказав ему все в лицо, я словно освободилась от тяжеленной ноши. Мне было абсолютно все равно чт о он мне ответит, и ответит ли вообще. Я устала.

— И что дальше? — он произнес это хрипловатым голосом, словно от моего ответа зависело очень многое.

— А ничего… Помнишь, что я сказала тебе утром, так все сказанное остается в силе, и поверь, я ничуть не собираюсь быть тебе в обузу. Твое мужское самолюбие теперь удовлетворено? Я иду спать, и не приставай ко мне пожалуйста, а то я расплачусь, а это не мое амплуа. Я все ж-таки не инженю, я — прима!

Я почти убежала от него, закрылась в спальне и запихнув в рот подушку, разревелась. Услышав стук в дверь, я заткнула уши, чтобы не слышать его голоса. Мне надо было пережить это с самой собой.

Я глядела сухими глазами в потолок. В душе была такая ужасная горечь и пустота. По карнизу стучали капельки дождя и страшно хотелось в туалет.

Вот ведь штука, переживания нисколько не повлияли на процесс обмена веществ. «Вывожу из организма, я продукт метаболизма» — сложилась строфа. Я встала и на цыпочках прокралась к двери, стараясь не шуметь, также бесшумно повернула ключ и вышла. В коридоре горел свет.

Не удержавшись, я заглянула в гостиную — его не было, охваченная любопытством засунула нос в кабинет — пустота, походила по комнатам — нет. Выйдя на балкон, посмотрела на стоянку. Машина была на месте.

— Дом с привидениями. Где ты, милый Каспер, — пробормотала я и вернулась обратно в спальню, сняв тапочки залезла под одеяло и попала в сильные и такие желанные объятья. Он закрыл мне рот ладонью.

— Только молчи. Когда ты что-нибудь говоришь, то все портишь.

— Ммм, — мычала я, но почувствовав его обнаженное тело, затихла и отдалась самому увлекательному на свете занятию, разумно рассудив, что чувства вещь хорошая, но и ощущения тоже неплохая. Может он меня и не любит, но занимается любовью потрясающе. Таю…

(Очень сентиментально. Пока писала, с трудом удерживалась от слез и от описаний природы.)

Встав в шесть и покидав свое барахлишко в сумки, я направилась было к выходу, как вспомнила о правилах хорошего тона и решила все-таки написать прощальную записку. Мне всегда удавались сочинения. За этим делом он меня и поймал.

— Я так и знал. Ну и к чему эти ранние уходы? Любишь ты, Лариска, рисоваться не по делу.

— Привет, — кивнула я. — Хочу до работы отвезти вещи к бабуле, чтобы не мельтешить с ними в офисе. А то с чего бы это я вставала в такую рань?

— Та-ак. А наш план?

— Я думаю они уже достаточно во всем уверились, так чего это я буду тебе здесь надоедать и еще и объедать дополнительно? К тому же я люблю спать в своей постели. Там и похрапеть можно и поговорить во сне.

— Кто-то сказал тебе, что ты надоела? Я сплю хорошо, храпи сколько влезет, а если будешь говорить, можешь даже нецензурщину употреблять — все равно не услышу, — он отобрал у меня сумки, и тут его взгляд упал на мое произведение. Он взял и пробежался по нему глазами, затем перечитал еще раз и опустился на стул.

— Это что?