Татьяна Алюшина - Все лики любви

– То есть ты заполярный Чингачгук? – спрашивала она, завороженная рассказом. – И так же, как он, неслышно по лесу передвигаешься?

– Это миф, что кто-то может неслышно передвигаться по лесу, – усмехнулся Егор, – это умеют делать только хищники из семейства кошачьих, и только в моменты охоты. То, как они тогда двигаются, надо видеть, словами не передать, как фантастически красиво. А так абсолютно все животные издают звуки, медведь ломится по тайге, так за сотни метров слышно, и лося, и волка, и птиц. Весь секрет их якобы «неслышимости», и индейцев в том числе, в осторожности и терпении. В умении затаиться и выжидать. Правильно дышать, замечать самые мелкие детали. Например, видишь вон там ветка лежит совсем сухая, обязательно заденешь, и хрустнет она, значит, ищи другой путь. Прямых расстояний в лесу нет, и там, где расстояние в пятнадцать метров можно пройти за десять секунд, мне может понадобиться десять минут.

– А терпение тут при чем? – спрашивала Верочка, и у нее аж глаза горели от интереса.

– Это самое главное в лесной жизни, – усмехнулся ее почти детскому живому любопытству Егор и с удовольствием пояснял: – Поспешность в лесу приведет только к гибели. Медленно надо ходить. Вот лесная мудрость. Заметил что-то, насторожившее тебя, затаись, замри, дыши правильно и наблюдай. В лесу любое горизонтальное движение подозрительно. Потому что вертикальное движение для леса нормально – то ветка упала, то птица полетела и ветка подскочила, и с деревьев часто падают и листья, и ветки, и шишки. И если насторожило что-то, сразу резко садись и замри. Жди и осматривайся. Если зверя или человека насторожит твое шевеление, он внимательно станет всматриваться в то место, где ты нашумел. А природой заложено, что человек может удерживать зрительное внимание на одном объекте не больше шести минут, животное приблизительно столько же. Значит, сидеть ты должен не меньше восьми минут, пока объект не успокоится, не удостоверится, что там ничего нет. Тогда и можно передвинуться дальше и снова затаиться. Вот так в Америке и появлялись «прямо из ниоткуда» перед белыми людьми индейцы. Да и мишки с волками перед нерадивыми охотниками.

– Восемь минут – это очень долго, – прикинула в уме Верочка.

– Если человеку что-то сложно, долго и трудно в лесу, то лучше туда и не ходить вовсе, пропадешь и сгинешь. Лес не терпит суетливости, громкости и неуважения. Мы и так нарушаем его границы и тревожим своим появлением. За последние столетия мы стали чужды лесу. Начнем с того, что человек в лесу ужасно воняет. Синтетической одеждой, городскими запахами, табаком, железом и оружейной смазкой, дымом от костров, и самое главное, потом, пахнущим той жуткой дрянью и синтетикой, что ест современный человек. И наш запах распространяется на сотни метров вокруг, только шагнул, а все зверье уже знает, что пришел чужак.

– И ты так же, чужак?

– Разумеется, но я стараюсь минимизировать этот факт, и знаю как.

– Как? – совершенно завороженно спросила она.

– Расскажу как-нибудь, а может, и покажу, когда ко мне приедешь, – туманно пообещал Бармин, принимаясь покрывать ее медленными поцелуйчиками, ведущими к определенной приятной цели.

На следующие сутки у нее выпадала ночная смена, а Егор вечером улетал, и провести вместе у них получилось лишь пару часов до вылета.

Перед тем как уйти, первый раз за эти два дня он вернулся к главной теме, так и не решенной, отложенной по общему умолчанию, и спросил:

– Вер, по-моему, пора сказать, что ты принимаешь мое предложение?

– Ответь мне, Бармин, – попросила она, – почему ты сделал столь щедрое предложение, вот лично тебе зачем это надо?

– Хочу, чтобы ты была рядом, – почти официальным тоном заявил он.

– В качестве личного врача? – сдержанно уточнила Вера.

– В качестве подруги, близкого человека, – туманно ответил он.

– Любовницы, я поняла, – кивнула она и заметила: – Тогда это нелогично, Егор. Мне предстоит год учиться в Москве, а ты живешь на Севере. Как-то рядом не получается при таком раскладе.

– Это все мелочи. Мила твоя сказала, что ты практически наизусть выучила материал за шестой курс, так что легко можешь все сдавать экстерном и приезжать ко мне. Да и я летаю в Москву по делам не реже раза в месяц. Часто будем встречаться.

– У меня мама и бабушка, которые постоянно меня ждут.

– Это все решаемо, Вер. Главное, хочешь ли ты получить диплом врача, – настаивал он.

– Для меня это главное. А для тебя что-то иное, и я так и не поняла, для чего тебе сложности.

– Я уже сказал, мне надо, чтобы ты была со мной. Рядом.

– По-моему, ты и сам не понимаешь, чего конкретно хочешь, – усмехнулась Вера, подошла, положила ладони ему на грудь, приподнялась на цыпочки, нежно поцеловала его в губы и прошептала: – Значит, мне надо за двоих понять, чего мы оба хотим. Поэтому я еще подумаю.

– Ответь сейчас! – обняв ее, приказал Бармин.

– Нет. Я хочу все тщательно обдумать.

И поцеловала его прощальным, страстным, горячим поцелуем, после которого ему пришлось заставить себя уйти, а так хотелось…

Всю дорогу он размышлял об этой так и не разгаданной до конца удивительной женщине.

Каждый раз, когда они встречаются, она каким-то непонятным образом заставляет Егора вспоминать о своем зачастую далеко не джентльменском, потребительском поведении по отношению к противоположному полу. О том, что он как-то незаметно позволил себе забыть – об истинном уважении к ним, о необходимости проявлять внимание и о том, что кроме простых физиологических потребностей и радостей тела есть еще чувства и еще кое-что иное.

Как она спросила: «В качестве личного врача?» и сама ответила: «Любовницы, я понимаю». Она понимает, а он вот нет.

Бармина вдруг осенило, что он протягивает женщине самую желанную в ее жизни «конфету», уговаривая взять, только взамен предлагает отдать себя ему, и что-то невразумительное объясняет про то, в каком качестве. Шантаж чистой воды и очень похоже на банальный «развод», именно так попадают в рабство недальновидные люди, подписываясь под чем-то туманным.

А он и хотел ее в рабство, как на духу признался себе Бармин.

Именно! Чтобы была рядом, везде и всегда. И смотрела своими восторженными синими глазами на него, и слушала. Господи, как она умеет слушать! Как она спрашивала и завороженно слушала рассказ о его преобразовании из простого мальчишки в лесного человека, смотрела почти восторженно, как на героя всех легенд и былин! Нет, он обязательно придумает, что еще можно сделать, чтобы ее заполучить.

Он вспомнил оказавшийся непростым для него разговор с отцом.

Когда Егор вернулся тем вечером, после аварии и Веры домой, они с отцом, как и договаривались, устроили ужин, приготовив его вдвоем, в четыре мужские умелые руки. Хоть и простой, но весьма качественный и вкусный. И с удовольствием сидели за столом, беседовали, обменивались новостями, мыслями, и отец несколько раз за вечер заметил: