Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)

«И Новый год он ненавидит», — добавила Тамара.

«Я знаю», — сказала я.

Но я не могла — и не хотела — проигнорировать день, который мог бы стать праздником. А сознание того, что к нему нужно подойти с невероятной осторожностью — со мной не нужно считать до трех, — заставило пошевелить мозгами и напрячь душевные силы.

Я остановилась на тактике волнолома: чтобы лишить девятый вал разрушительной силы, нужно его упредить.

Дня за два, вечером, я напустила на себя вид печальной озабоченности.

Сначала Кирилл ничего не замечал. Но, поскольку мое состояние было из ряда вон, он спросил в конце концов:

— По-моему, что-то случилось, а?

— Да нет, все в порядке, — кисло сказала я.

— Я не конченый балбес, — сказал он и взял меня за подбородок. — То есть балбес, конечно, но не конченый.

Мне хотелось расхохотаться и повиснуть у него на шее. Но передо мной стояла серьезная задача — слишком серьезная, — и я не должна была провалить ее решение.

Озабоченность моего возлюбленного возрастала. Я едва держалась. Чтобы не выдать себя, я уткнулась лицом ему в плечо.

— Лиза, что случилось?

— Ничего, — буркнула я.

— Я вижу, — сказал он и попытался оторвать меня от своего джемпера. — Ты нездорова?

— Нет… То есть да… То есть здорова. Здорова я, здорова, не бойся. — Я хотела добавить нечто еще более утешительное, но побоялась перегнуть палку.

— Тогда в чем дело?

— В тебе.

— Говори.

— Не скажу.

— Говори.

— Не скажу.

— Мы долго так будем препираться?

— Возможно, всю оставшуюся жизнь. — У меня уже тряслись плечи.

— Нам больше нечем заняться? — Кирилл все еще не сообразил, что происходит.

Я промолчала и шмыгнула носом.

— Лиза, я жду.

— Ты рассердишься.

— Не рассержусь.

— Я не верю… знаю я, как ты умеешь…

— Я не рассержусь.

— Пообещай.

— Обещаю. Я уже обещал. И еще раз обещаю.

— Поклянись.

— Клянусь.

— Честно-честно?

— Чтоб я сдох!

— Я хочу новое платье, — сказала я и посмотрела на него влажными от сдерживаемого смеха глазами.

— И всего-то? — Кажется, он был разочарован, он ждал от меня большего чувства юмора. — Прямо сейчас?

— Можно завтра.

— Хорошо. — Он готов был оставить меня в покое.

Но я удержала его и снова спрятала лицо.

— Что-то еще?

— Мне не нужно платье, — сказала я. — Это я так ляпнула, потому что правду боюсь сказать.

— Говори.

— Боюсь.

— Не бойся, я воплощенная нежность. — Он гладил меня по спине.

И я поняла, что уже можно. Но сначала я поцеловала его в губы — так, как он это любил. Потом, глядя прямо ему в глаза, сказала:

— Я хочу, чтобы у тебя был день рождения.

Он дернулся и сделал попытку освободиться от меня, но я не выпускала его и ловила глазами его взгляд.

— Ты обещал, — напомнила я.

— Я обещал всего лишь не сердиться.

— Вот и не сердись.

— Я не сержусь.

— Я не слышу.

— Я не сержусь.

— Не верю, повторите с чувством.

Но мы уже смеялись оба. Он кружил меня, крепко прижав к себе, и мне показалось, что он сдерживает то ли ликование, то ли рыдания.

Я подарила Кириллу предмет его слабости — галстук. Он стоил мне пол моей зарплаты.

Сама не ожидала, как метко попаду в десятку: цвет перекликался с седой щетиной и темно-серым блеском глаз, а рисунок был словно графическое выражение сущности моего любимого мужчины: монолитный сплав, конгломерат изящных хрупких деталей.

Кирилл настоял на новом платье для меня и повел в ресторан.

Я была счастлива, глядя в его сияющие глаза и на просветленное, казалось, помолодевшее на двадцать лет лицо.

Ночью он впервые сказал мне: я люблю тебя.

— Ты не боишься, — сказала я, — делать такое заявление?

— Если я чего и боюсь, так только того, что однажды ты уйдешь.

— Я не собираюсь этого делать, — сказала я.

— Ты не сможешь долго со мной. Я тяжелый человек. Я плохой и не стану лучше. И моложе не стану.

— Мне не нужно, чтобы ты становился другим или моложе. Мне ничего не нужно от тебя, я просто тебя люблю. Люблю, как в тот миг, когда впервые увидела тебя.

— Повтори, — сказал он.

Я повторила.

— Еще, — сказал он.

Я говорила ему о своей любви, о том, как я тоскую по нему, стоит мне вспомнить о нем на работе, а не вспоминать я не могу… и я жду вечера, жду, когда увижу его или на пороге своей конторы — я так люблю, когда ты встречаешь меня в конце рабочего дня! — или в нашей прихожей — мне так нравится, что ты всегда выходишь мне навстречу!

— Еще, — сказал он.

— Я тоскую по твоему голосу, и, когда ты вдруг звонишь мне на работу, чтобы о чем-нибудь договориться, мне кажется, что в этот миг мы соединяемся с тобой в любви…

Он не дал мне продолжить.

Как-то вечером Кирилл обнял меня и посмотрел на меня загадочно.

— Дай-ка мне твой загранпаспорт, пожалуйста, — сказал он.

— У меня его нет, — сказала я.

— Принеси от родителей, — сказал он, — желательно прямо завтра.

— Но у меня его просто нет, — сказала я, не понимая, о чем речь.

— То есть как это у тебя нет загранпаспорта? — удивился Кирилл. — А где он?

— Нет, просто нет… не нужен был как-то. А что?.. зачем?..

Кирилл не смог сдержать чувств:

— Ты это серьезно!? Как можно жить без такой необходимой вещи, как загранпаспорт?!

Когда он объяснил, что к чему, чувства пришлось сдерживать мне. Оказалось, что Кирилл летит на две недели на какой-то свой симпозиум в Женеву, на который собирался взять и меня.

— Но за десять дней сделать загранпаспорт совершенно нереально, — сказал сокрушенно он, — даже имея деньги. Завтра же, — сказал Кирилл, — хочешь — бери отгул, отпуск, увольняйся — не важно как, но ты идешь в ОВИР и занимаешься этим вопросом; где удастся, я ускорю события.

Меня печалила предстоящая разлука, а не ускользнувшая возможность побывать в Женеве. А Кирилл успокаивал: не грусти, как только получишь паспорт, мы куда-нибудь слетаем или съездим.

Только теперь я узнала, что у Кирилла «много денег» и что зарабатывает он большую часть этого «много» не преподаванием в нашем университете, а публикацией своих научных работ и лекциями по своей специализации, которые читает по приглашению различных университетов, комитетов и прочих заинтересованных субъектов, в основном за границей.

— И как часто ты летаешь на симпозиумы, конференции и лекции? — спросила я.

— Несколько раз в год. — Он сам выбирает, какое предложение принять, а от какого вежливо отказаться.

— И что же ты выбираешь?

— Разумеется, то, что наиболее выгодно — с материальной или научной точки зрения. Но за научный интерес, — сказал он, — я сам порой готов платить любые деньги и лететь куда придется.