Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)

— Где ваша сестра? — не убирая рук, спросил Гарри.

— Ее нет. Ее не стало сразу.

— Вы уже отплакали?

— Нет.

— И я не могу. — Он отнял ладони, сощурился от яркого безжизненного света. — Я хочу побыть с ним. Вы не могли бы со мной?..

— Да.

Они вошли в отделение. Доктор, сидевший за столом дежурного и что-то писавший, встал навстречу и молча повел их в палату. По пути он открыл какую-то дверь, заглянул в нее и кивнул. Вышла медсестра и пошла с ними.

На лице Гарри застыла улыбка. Поверх окровавленных простыней накинули свежую, и поэтому не было ощущения смерти. Только очень бледная кожа, отчего волосы казались почерневшими.

Лера прислонилась к стене и поползла вниз. Отец Гарри подхватил ее, а сестра сразу дала ватку с нашатырем. Леру усадили на стул. Отец Гарри не мог сосредоточиться на сыне, пока Лере не стало лучше. Он стоял рядом со стулом и держал ее за плечо. Или держался за него.

Он долго смотрел на сына. Потом подошел и погладил его по волосам и лицу. Накрыл простыней, повернулся к Лере, взял у нее ватку, вдохнул осторожно несколько раз и протянул ей руку, предлагая встать.

Лера осознала все произошедшее только на похоронах, когда увидела два гроба, а в них — свою Катьку и Гарри, их бледные лица с какими-то потусторонними улыбками.

Но и тогда она не заплакала, не упала в обморок. Просто вдруг поняла: Катьки больше нет, Гарри Анатольевича тоже нет… Здесь нет. Вот лежат их оболочки, очень похожие на них в действительности, только бескровные и пустые. А полная жизни Катька и ее загадочный друг носятся сейчас где-нибудь по перекресткам мирозданья, вздымая звездную пыль, где, как сказал Гарри, — ни смертей, ни болезней… Ни разлук.

Лера так отчетливо ощутила это! Ей захотелось, чтобы поскорей закончилась процедура предания земле того, что она чуть было не приняла за свою сестру и ее возлюбленного.

Отец Гарри… Лера все не может привыкнуть к его имени… Гарри взял все хлопоты на себя. Лере не довелось даже выйти из дому за прошедшие три дня. Приходили родственники, чтобы поддержать ее, и с удивлением обнаруживали, что этого вовсе не требуется.

Баба Марина, узнав о случившемся, плакала с тихими причитаниями. Лера не решалась сказать ей и хотела вовсе не говорить пока, а подготовить ее и, может быть, потом, как-нибудь… Не получилось: когда баба Марина позвонила зачем-то в дверь, ей открыли рыдающие Сонечка с тетей Таней.

Лере хотелось быть одной. Но родственники, приняв ее спокойствие за невесть что, решили дежурить в ее квартире. С огромным трудом ей удалось убедить очередного ангела-хранителя, что она не собирается брать грех на душу, что она все понимает, и даже больше понимает…

Вечером после похорон и коротких поминок в столовой она выпроводила двоюродную тетушку — мамину кузину — и осталась одна.

Ее не угнетала пустая квартира — было обычное положение вещей, когда прилетевшую из-за семи морей Катьку заграбастывал суровый любовник, и Лере оставалось ждать звонка с извещением об их приходе в гости.

Около восьми позвонил отец Гарри. Тихий — теперь Лера знала, что это его обычная манера — низкий голос и чуть растянутая речь то ли изможденного, то ли в подпитии человека. Конечно, он устал и, возможно, выпил уже дома — на поминках он только пригубливал вино.

— Лера… Вы одна?

— Да.

— Я тоже… Я здесь, у Гарри… Можно с вами немного поговорить?

— Конечно.

— А вы… не хотите увидеться?.. Я пришлю такси… Или приеду?.. — Лера собиралась с мыслями. — Нет-нет, я ни в коем случае не настаиваю… — добавил он, не услышав немедленного Лериного ответа, — давайте по телефону…

Почему бы нет, подумала Лера. Они потеряли двух самых близких людей, после чего ни у нее, ни у него не осталось никого родней. Эти двое были шесть лет связаны странными, но тесными отношениями. Настолько тесными, что просто попрощаться навсегда после их похорон было бы нелепо. К тому же она едва не стала родственницей, законной родственницей этому незнакомому доселе мужчине…

— Мы могли бы встретиться…

— Правда? — Он обрадовался и не скрывал этого. Голос стал тверже, и Лера тоже обрадовалась тому, что может быть нужна сейчас отцу… Гарри. — Где?.. Где вам удобней?

— Мне… все равно, а вам?

— Я приеду за вами, и мы решим. Хорошо?

— Хорошо. Я жду вас.

После больницы Гарри повез Леру домой по пустому, утопающему в неиссякаемом потоке белого снега городу. Мигали желтыми огнями скрещенья улиц.

Роковой перекресток был чист и бел, и ничто не напоминало о том, что несколько часов назад здесь была поставлена точка в земном пути двух молодых людей.

Он остановил машину на обочине. Не выходя, сквозь взмахи дворников и тут же налипающий на мокрое стекло снег, они смотрели молча на это место. Даже если бы на нем грудились искореженные машины или стоял щит с описанием произошедшего и указанием имен, для Леры все равно это было бы чистой абстракцией, никакого отношения не имеющей ни к ней, ни к ее сестре, ни к Гарри Анатольевичу…

У подъезда она предложила подняться. Сварила кофе.

Они почти ни о чем не говорили, и часов около семи, когда начало светать, он уехал, взяв ее номер телефона, и сказал, что будет звонить.

— Добрый вечер. — Гарри был уставшим, но крепился. — Если вы не возражаете, можно поехать ко мне… на пару дней… там замечательные места, вам понравится… Или до понедельника, как захотите. Вам стоит взять что-нибудь… переодеться. Вы не против? Может, я слишком назойлив? Простите…

— Н-нет, я не против… если вам это…

— Пожалуйста… — В его голосе была почти мольба, и Лера поняла, что должна… нет — хочет, очень хочет быть полезной ему, насколько это возможно.

Сонечка с тетей Таней, узнав подробности трагедии, набросились было на Гарри Анатольевича, роль которого в жизни их кузины и племянницы они расценивали сугубо по-своему. Лера угомонила их, а сама подумала: и вправду, его можно было бы назвать злым гением ее сестры. Но у нее никогда не возникало подобных мыслей. Во-первых, она была человеком добросердечным и не бралась судить других. А во-вторых — и главным образом — потому, что его любила Катька. Этого было вполне достаточно.

То же чувство априорной симпатии возникло у Леры к отцу Гарри, когда она увидела его в больнице. И потом, за три следующих дня, оно только укрепилось. Он внушал доверие как человек. Вызывал интерес как личность. Был приятен как мужчина.

Нет, он ничуть не будет в тягость Лере. Она не боялась, что придется выслушивать нытье и сетования. Почему-то она знала, что этого не будет. А даже если и будет…

Они ехали по промокшему насквозь городу. Казалось, влага сочится из стен домов, из коры деревьев.