Анна Берсенева - Этюды Черни

– Из-за чего война? – не поняла Саша.

– Жильцы не хотели, чтобы он здесь стоял.

– Почему?

– Ну, они что-то проговаривали, конечно. Почему, мол, именно здесь, у нас, почему именно Ахматовой, и не похожа, и прочее в этом духе. Но вообще-то причина простая: глупость. Чехов был прав. – И, встретив Сашин недоуменный взгляд, он объяснил: – Чехов говорил: причина в том, у девяноста из ста нет ума.

– Слишком уж что-то просто! – засмеялась Саша.

– Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь: в девяноста случаях из ста люди ведут себя мелко и подло потому, что у них нет ума.

Дом хоть и был исторический, и Достоевский здесь бывал, и Олеша – все это Сергей сообщил Саше, пока шли от калитки к подъезду, – но не было в нем ничего пафосного, прилизанного, нарочитого. Это был настоящий московский дом. Саша сама выросла в таком, настоящем, и узнавала их с первого взгляда.

– Это удобно, если я к вам зайду? – спросила она.

– Удобно, удобно. – Он улыбнулся. – Мы же не в Европе.

В квартире было сумрачно и тихо. От этого Саша почувствовала что-то вроде уныния. Она вообще не любила узкие длинные коридоры, тесные комнатки и все, что делало жилье похожим на коммунальное. Но, в конце концов, что ей за дело до того, как выглядит квартира, в которую она зашла на пять минут?

– Проходите, Александра, – сказал Сергей. – Вы чем предпочитаете согреваться, чаем, кофе, коньяком?

– Да я не очень-то и замерзла, – ответила Саша. – Не хотелось бы вас затруднять.

– Но не могу же я отдать вам булавку на пороге и выпроводить, – пожал плечами Сергей.

Ну, это понятно. Саша сняла шубу и прошла в глубь квартиры по узкому длинному коридору, который одним своим видом уныние на нее как раз и нагонял.

– Вот сюда, – сказал Сергей, указывая на первую дверь по коридору. – Здесь моя комната.

Саша хотела уже войти, как вдруг в конце коридора возникло пятно света и высокий голос произнес:

– Сережа, наконец-то! Нашел лемонграсс?

Не пятно это было, конечно, а просто открылась дверь, скорее всего, в кухню. И в двери этой появился силуэт женщины. Он был так поразительно красив, что Саша еле удержала восторженное восклицание. Это был какой-то совершенный рисунок, заставляющий вспомнить графику Рембрандта. Женщина, которую она видела лишь как очертание, была высока, стройна и похожа на дуновение ветра.

– Нашел, – сказал Сергей.

– Ты не один?

Женщина прошла вперед по коридору, и Саша рассмотрела ее уже не в виде силуэта.

– Познакомься, мама, – сказал Сергей. – Это Александра Иваровская, певица. Помнишь, я тебе говорил?

– Конечно, помню. Здравствуйте. Я Ирина Алексеевна.

Она подошла к Саше и благожелательно кивнула. Возраст, который вблизи был очевиден – около семидесяти, – нисколько не изменял того впечатления воздушности и совершенства, которое создавалось с первого, издалека, взгляда на нее.

– Сергей так переживал из-за этой булавки, – улыбнулась она, – что никакие мои аргументы на него не действовали.

– Никаких разумных аргументов я от тебя и не слышал.

– Более чем разумные. – Она опять улыбнулась, на этот раз сыну, а у Саши спросила: – Как вы думаете, что я ему говорила?

– Что я про эту булавку давно забыла, – сказала она. – И что совершенно о ней не убиваюсь.

– Именно, – кивнула Ирина Алексеевна.

– Мама говорила, что женщина, которая выбирает такие украшения, знает им истинную цену, – сказал Сергей. – И что это значит, и где здесь логика?

Саша засмеялась.

– Логика очевидна, – сказала она.

– Ладно. Я ее все равно не понимаю, – махнул рукой Сергей.

«И не стремлюсь понять», – было написано при этом у него на лице.

– Вот твой лемонграсс, – сказал он, доставая из-за пазухи прозрачный пакет, в котором виднелись длинные травяные стебли. И добавил, уже обращаясь к Саше: – А булавка у меня в комнате.

– Сергей пока напоит вас чаем или кофе, – сказала Ирина Алексеевна. – А потом мы будем есть том ям. Мне недоставало только лемонграсса.

После этих загадочных слов она улыбнулась Саше королевской улыбкой и ушла обратно в кухню. В ее манерах не было ничего нарочитого, они притягивали взгляд, как притягивают взгляд движения кошки, среди которых никогда не увидишь ни одного неорганичного. К тому же она просто была красавица. Даже не со следами былой красоты, а настоящая красавица, то есть в настоящем. Сергей не был на нее похож: ни красоты этой совершенной, ни тем более утонченности не было в нем и помину. Черты его лица были слишком размашисты. Хотя ямочка на подбородке выглядела, может быть, и мило.

– Проходите в комнату, Александра, – повторил он. – Вам чай или кофе?

– Чай.

Саша ответила наугад. Не хотелось обсуждать эту неважную подробность. Она вдруг вспомнила, как точно так же вошла год назад в квартиру Филиппа – точно такая же замерзшая, и точно так же он спросил, чем она хочет согреться… Возвращение этих мыслей было неприятно. За полгода, прошедшие после расставания с ним, Саша успела от них избавиться. Во всяком случае, она так считала.

Она поскорее вошла в комнату и притворила за собой дверь.

Ничего в этой комнате не свидетельствовало о том, что кто-нибудь когда-нибудь продумывал, как она должна выглядеть. Вещи просто приходили сюда из жизни, которую вел хозяин где-то вовне, и, приходя, создавали здесь тот порядок, который был свойствен его внешней жизни. В этом смысле обстановка комнаты была отмечена той же органичностью, что и поведение Ирины Алексеевны, хотя никакого внешнего сходства не было – ничего утонченного в этой комнате не наблюдалось.

Книги на деревянных стеллажах, разномастные, старые и новые, не выстроены по какому-либо внешнему признаку, и по тому, как лежат и стоят они на полках, понятно, что они участвуют в повседневной жизни хозяина.

Вдоль книг – множество предметов из тех, которые привозятся из поездок, путешествий, походов: большая раковина с нежной перламутровой сердцевиной, кедровая шишка, модель парусника в бутылке, серебряный плод граната… Да, ничего особенного. Саша когда-то и сама привозила из поездок что-то подобное – гранат вот точно такой же купила в Гранаде на маленьком уличном рынке, – но потом привозить перестала. Будучи вынуты из собственной среды, оказавшись в ее обычной жизни, все эти предметы теряли свое очарование и только собирали лишнюю пыль.

Правда, как она с удивлением поняла, здесь, в этой комнате, ни серебряный гранат, ни корабль в бутылке не создавали того унылого ощущения ненужности, которое создавали у нее дома. А почему это так, она…

Вдуматься в это получше Саша не успела.

– Чай и кофе, – сказал Сергей, вкатывая в комнату деревянный столик. – И вот коньяк. Если вы хотите.