Наталья Нестерова - Давай поженимся! (сборник)

— Но ты ведь говорил, — мягко напомнила Лара, — что в последних классах школы, в институте, работал — вагоны разгружал, в бетонном цехе трудился.

— Все правильно. Поэтому и не захотел свои выдающиеся способности посвятить науке — в дневное время, а по ночам мешки с цементом таскать. Тему: деньги как свобода личности — предлагаю отложить. Вернемся к нашим баранам. Лара, я прошу тебя не торопиться. Давай подумаем несколько дней. Отмени свою встречу с мховым специалистом. Насколько я понял, жениться на тебе он всегда готов. Вот же гад! Тайный воздыхатель! Как я раньше про него не знал!

— Тебя никогда не интересовало мое романтическое прошлое.

— Верно. Своего через край. Лара! Скоропалительные решения часто бывают ошибочными. Нам нужно взять паузу…

— Макс?

— Да?

— Это, — потыкала Лара пальцами в пол, — моя кухня, а не переговорная комната, где ты морочишь голову партнерам, откладываешь договор, чтобы собрать дополнительную информацию и нанести верный удар. Тут не бизнес! Тут нормальная человеческая жизнь. И твои умения переговорщика не проходят. Извини!

— Но ведь ты приготовила для меня ужин, не захлопнула дверь перед носом, не позвонила мне с ультиматумом: не приходи, все кончено!

— Маленькая женская слабость: указать на порог, предварительно накормив любимыми отбивными с картошкой. Уж прости! Хотелось посмотреть на твою физиономию.

— Понравилось?

— Нет. Мама всегда говорила, что мстить неблагородно, что осуществленная месть приносит не радость, а чувство опустошения. Завтра я поеду к маме, скажу, что беременна, что выхожу за Витю Сафонова. Мама с детства его любила и мечтала видеть нас вместе. Мамино сердце, как врачи говорят, может остановиться в любой момент. Я не хочу, чтобы моя мама умерла с сознанием того, что младшая дочь не устроена — ни мужа, ни детей.

— Лара, не плачь!

— Разве я плачу?

— Не плачешь, только слезы по щекам ручьем. Иди ко мне, я их вытру.

Лара рванулась к нему в раскрытые объятия, но, не долетев, точно наткнулась на стеклянную стену. Ушиблась, опомнилась, помотала головой:

— Плакать мне вредно. Где салфетки бумажные? Вечно я забываю их на стол поставить.

— У тебя за спиной, на подоконнике.

— Спасибо за подсказку!

Лара взяла салфетку, вытерла щеки, высморкалась. Скомкала бумажный клочок. Встала, открыла дверцу кухонного столика, за которой находилось мусорное ведро, выбросила комочек.

— Максим, уходи, пожалуйста! — попросила твердо.

— Сядь, пожалуйста!

— Нет, этот разговор затянулся. Выяснять отношения я ненавижу не меньше тебя, а может, и больше.

— Тогда я встану. — Максим поднялся. — Лариса! Я предлагаю тебе руку и сердце! Выходи за меня замуж, расти мою дочь…

— Это сын.

— Не факт. Главное, давай поженимся!

— Сядь!

— Сама сядь! Ты согласна?

— Нет!

Лариса опустилась на стул и обхватила голову руками:

— Тебе не кажется, что все это напоминает спектакль для двух актеров?

— Кажется, — Максим отошел к окну, — и даже знаю автора пьесы. Я предложил тебе пожениться, а ты…

— Отказала.

— Могу я спросить почему?

Он смотрел в темное окно и говорил глухо:

— Почему ты решила, что я отдам моего ребенка ботанику на воспитание? Почему ты не хочешь быть моей женой?

— Потому что мне не нужен супруг, которого я насильно тащу под венец. Потому что ты не любишь детей!

— Да? — развернулся Максим и посмотрел на Лару. — Точно, не люблю, с ними возня бесконечная. Но до сих пор я видел только чужих детей. К собственной дочери питаю совершенно другие чувства.

— Это мальчик.

— Оставим этот спор.

— Ты никогда не хотел детей! Ты презервативы мешками сюда таскал!

— А потом ты сказала, что гондоны отменяются, пьешь-де таблетки гормональные противозачаточные. Врала?

— Врала.

— Зачем?

— Суду не ясно?

— Ясно. Задумала и осуществила.

— Притом не забывай, что взяла одну-единственную твою клетку. Жалко, что ли? У тебя их миллионы. И ничего не требую за использование твоих генов. Дверь открывается легко, тапочки сбросил, ботинки надел и — гуд бай! Вино не забудь.

— Лара, ты меня подлецом считаешь?

— Я тебя не считаю и никогда не считала. Я тебя любила до самозабвения, до забвения элементарной женской гордости.

— И я тебя люблю! Ты — женщина, которая вписывается в мою натуру с точностью до молекулы.

— Прекрасно! Чтобы услышать от него слова любви, надо было забеременеть и показать на дверь. Максим, иди ты к черту! То есть вон из моего дома!

— Ты орешь!

— Ору, имею право.

— Лара?

— Что еще?

— Ты не понимаешь, что делаешь мне страшно больно?

— Разве? — сникла Лара и забормотала: — Я хотела, напротив, чтобы тебе проще…

— Мне проще, когда моя дочь…

— Сын…

— Заткнись! Когда моего ребенка в качестве бонуса во мхи бросают? Ты полагала, что я, пузо набив твоим ужином, сытый и довольный, выслушаю твою информацию о беременности и замужестве с ботаником, жирные губы вытру, салфеточку рядом с тарелкой положу и довольный восвояси уйду?

— Полагала. Хотя про салфетки все время забываю.

— Салфетки — к дьяволу! Как ты можешь любить меня, если держишь за бесчестного негодяя?

— Сердцу не прикажешь.

— Лара! Дура ты дура! Только любимая женщина может ударить по самолюбию так, что самолюбие в пыль разнесет. Но я тебя прощаю. Ты просто ошиблась. Выйдешь за меня замуж?

— Нет.

— Но ведь ты хотела?

— Было.

— А теперь, когда повод в твоей селезенке, когда я умоляю, выкобениваешься?

— Максим, повтори!

— Что повтори?

— Предложение руки и сердца.

Он набрал воздуха в легкие, опустился на одно колено, протянул Ларе руку и притворно пафосно, хотя на самом деле искренне, стыдясь и радуясь своему порыву, произнес:

— Миледи! Окажите мне честь быть вашим мужем.

Лара выдержала паузу и сказала:

— Прекрасно! Тут занавес падает. Спектакль удался, публика рукоплещет. Вставай с колен, еще на поклон выходить. Поклоны отвешивай за моей дверью.

Максим уронил голову и руки, из коленопреклоненного положения плюхнулся на пол, оказался в углу между стеной и мойкой. Сидел точно пьяный, не удержавшийся на ногах, свалившийся куда ни попадя.

— Театры и кино отменяются, — говорил он, явно набирая злости. — В пятый раз спрашиваю. Давай поженимся?

— Нет.

— Я буду хорошим мужем и прекрасным отцом нашей дочери.

— Это сын.

— Не доказано. После сына может быть и дочь.

— Уже не твоя.

— Лара! Я не знаю, чего мне больше хочется, убить тебя или носить на руках до рождения… ребенка, скажем общё. У меня такое чувство, будто на работу нанимаюсь, уже отказали три раза, дальнейшие попытки нелепы, а я все тыркаюсь.

— Пьете, молодой человек, курите? Сено едите? Вы можете составить команду с людьми или с животными?