Ангелина Маслякова - Женщины и мужчины в дружбе и любви. Мадридский треугольник

— Он нашел другую пациентку. Перспективную. Которая пока готова бороться, — смиренно ответила Марина.

— Объясни.

— Ты же помнишь, что Маркес был моим лечащим врачом?

Ирина кивнула.

— Так вот, в свое время он решил покорить меня лишь с одной целью: проверить свою теорию о влиянии «гормонов счастья» на онкологических больных. Маркес уже несколько лет пишет на эту тему диссертацию. Я оказалась подопытной мышью. Как только я начала портить ему впечатляющую статистику, то есть вновь заболела, он без раздумий променял меня на новую мышь.

— Он закрутил с тобой роман для того, чтобы поставить опыт? — не поверила своим ушам Ирина.

— Именно так, — найдя в себе силы, Марина даже улыбнулась. — Никакой любви, лишь тонкий расчет.

— А когда болезнь вернулась, он хотя бы пытался тебе помочь?

— Зачем тратить свое драгоценное время на использованный материал?

— Но он же врач! — воскликнула Ира.

— И помимо этого — научный работник.

— Это жестоко! — воскликнула Ирина. — Как ты это вынесла?

— А я и не вынесла. Сломалась. Даже хотела покончить жизнь самоубийством.

— Не говори так! — встрепенулась Ирина. — Это грех.

— Все равно — конец близок.

— Не надо этого делать, — Ирина накрыла руку подруги ладонью. — Я буду с тобой. У тебя есть дочь.

— Я знаю. Именно поэтому ты сейчас со мной разговариваешь, а не провожаешь в последний путь.

Ирине было тяжело вести подобный разговор. За это время она успела выпить кувшин сангрии и приступила к вину. На трезвую голову разговоры о смерти повредили бы ее психику.

— Хорошо, — промолвила Ира. — С Маркесом все понятно: свинья, каких еще поискать. Но что насчет Диего и дочки? Почему ты вдруг решила, будто твоему бывшему мужу нужен помощник в воспитании ребенка?

— Около двух недель назад я встречалась с Диего, — начала объяснять Марина. — Я очень боялась встречи с ним. Мне было стыдно. Даже думала, что он не согласится поговорить. Но, видимо, в нем больше здравого смыла, благородства и ума, чем во мне: Диего сразу же назначил время и место. Он сказал, что не держит зла и готов позволить мне пообщаться с дочерью, оказать помощь. От его искренних слов мне стало лишь хуже. Я ужаснулась, как жестоко поступила с таким хорошим человеком… — Марина всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. — Былого не вернешь!

— Ты жалеешь, что тогда ушла от него? — не удержалась от вопроса Ирина.

— Нет, — уверенно заявила Марина, тем самым очень удивив подругу. — Если бы я осталась, то вряд ли прожила бы еще несколько полноценных, а временами счастливых лет. Все-таки теория Маркеса относительно эндорфинов не безосновательна. Человек он — дерьмо, а ученый неплохой.

— Так о чем вы говорили с Диего? — напомнила Ира подруге, что ждет продолжения рассказа.

— Ах да. Диего… — устало промолвила Марина. — Он сказал, что до сих пор не женился, воспитывает дочь один. Признался, что она похожа на меня, и пригласил к себе домой.

— Ты ходила?

— Нет. Это слишком для моих истерзанных нервов.

— И не захотела увидеть дочку?

— А я вижу ее каждый день, — спокойно улыбнулась Марина. — Я наблюдаю за ней на детской площадке.

— А пообщаться? — продолжала допытываться Ирина.

— Уже слишком поздно для общения. Я упустила время. Незачем травмировать девочку.

— В твоих словах есть здравый смысл, — согласилась Ира.

Умом она понимала подругу, но сердцем не могла. Видимо, болезнь закалила Марину: только пройдя тяжелые испытания, можно принимать столь холодные расчетливые решения.

— Хорошо, что ты меня поняла. В противном случае вряд ли бы согласилась на мою просьбу, — немного повеселела уставшая Марина.

— Какую именно?

— Я хочу, чтобы ты стала крестной матерью моей дочери, — просто объявила Марина.

Ирина не была удивлена. Просьба подруги ей показалась вполне разумной и объяснимой. Она, конечно же, не ожидала подобного развития событий, но сказанное ее не напугало. Возник другой вопрос: как так оказалось, что в стране с крепкими церковными устоями ребенок еще не был крещен?

— А ты уверена, что Диего ее не крестил?

— Конечно. В католических семьях обряд крещения детей проводят в очень раннем возрасте, но в тот момент Диего думал не о традициях, а о том, как кормить, купать и укладывать малышку. Так что мы должны восполнить этот пробел. Я хочу, чтобы у моей дочери был ангел-хранитель.

— Тогда закономерный вопрос, — уточнила Ирина. — Я так понимаю, Диего католик, и, естественно, он захочет, чтобы ребенок получил крещение в католической церкви. Я же православная. Боюсь, может получиться накладка. Вряд ли католический священник даст разрешение на то, чтобы православный человек был допущен к столь важному таинству.

— Все намного проще, дорогая, — устало улыбнулась подруга. — Моим последним желанием стало, чтобы дочка воспитывалась в православной вере. Диего не стал возражать. Это своего рода подарок мне, чтобы я могла спокойно уйти.

— Удивительный человек! — восхищенно произнесла Ира. — Наверное, он тебя еще любит. Другими причинами объяснить столь благородное отношение к тебе нельзя.

— Посмотри на меня, — ухмыльнулась Марина. — Мужчины любят глазами. А я вряд ли сейчас соответствую канонам красоты.

— Нет-нет, — настаивала Ирина. — Он тебя любит. И твоя внешность здесь ни при чем. Если Диего смог простить твое предательство, разрешил увидеть ребенка, то это говорит о любви.

— Или о безразличии, — вставила Марина.

— Неправда! В этом случае он бы не пошел тебе навстречу и не позволил крестить девочку в православной церкви.

— Он атеист, — спокойно произнесла Марина.

Ирина решила промолчать, поскольку спор был бессмысленным. Через несколько секунд Марина заговорила сама:

— Я часто вспоминаю нашу с Диего жизнь. Я была счастлива! Очень-очень! Радовалась жизни и мечтала о безоблачном будущем. Родить ребенка, жить долго и умереть в один день. Но не судьба! «Нет большего мучения, как о поре счастливой вспоминать»… Это Данте, — закончила Марина.

— Тебе неприятно вспоминать о счастье? — спросила Ира.

— Нет, приятно, но больно. Разрушенные надежды и сейчас отравляют мою жизнь.

— Тогда перестань об этом постоянно думать.

— Не могу. «Воспоминание — это единственный рай, из которого мы не можем быть изгнаны». А это Рихтер, — слабо улыбнулась Марина.

— Какие противоречивые мысли! — поразилась Ирина.

— Вовсе нет! — не согласилась подруга. — Жизнь каждого человека настолько многогранна, что невозможно найти одну-единственную фразу, которая бы смогла вобрать в себя все наши мысли, чувства и деяния.

— Я удивлена тем, что ты цитируешь великих, — призналась Ира.

— Вначале, чтобы заглушить свои мысли, я начала много читать. Затем стала читать, чтобы понять, думал ли кто-то так же, как я.