Ирина Молчанова - Игра на любовь

— Здорово, — прокомментировала я.

Антон молчал-молчал, а потом как выдал:

— Да-а, не хотел бы я себе такие сисички, как у Ник.

Тетя Оля даже подавилась. А моя мама потрепала его по волосам и заверила:

— Не беспокойся, у тебя таких не будет.

И тогда я впервые задумалась, что Антон может по-настоящему нуждаться в мужском общении. Ведь странно обсуждать меня — со мной же? Мне доводилось слышать пацановские разговорчики, от которых уши вянут, но Тоша… он же совсем другой! Или нет?

Я мудро промолчала, не сказав, чего не хочу себе такого, что есть у него.

Но позже, в ванне, долго разглядывала себя в зеркале. И поняла! А ведь неплохо! Да и парни постарше засматриваются.

Когда мы только приехали в Египет, в аэропорту один блондинчик просто пожирал меня глазами. Я сказала маме с тетей Олей, что он симпатичный, а Тоша потом всю дорогу до отеля всякие гадости про него придумывал, на какое животное тот похож, и вообще, вел себя как настоящий дурак.

Тетя Оля ему тогда улыбнулась:

— Не ревнуй, не ревнуй.

День святого Валентина придуман для того, чтобы уязвить тех, у кого нет любви. Праздник-насмешка.

Не понимаю, чему все радуются? Хотя нет, понимаю. Ведь сегодня день надежды, день ожидания…

Надежда — штука странная. Кажется, она абсолютно не умеет заглядывать в будущее и прогнозировать. Тупо втемяшит себе, что все будет хорошо, и живет радостно. А потом Реальность ее убивает. Не сразу, в самую последнюю очередь, а все оттого, что даже жестокой и холодной Реальности жаль наивную Надежду. Щадит-щадит, а потом быстренько, чтоб бедняга не мучилась, душит во сне или сразу — бах, выстрел в бóшку, и готово.

Сегодня девчонки носятся по коридорам с воздушными шариками, разноцветными сердечками из картона, мягкими игрушками.

Антону кто-то прислал валентинку. Я видела, потому что есть прекрасная традиция приносить и раздавать открытки прямо во время уроков.

Тоша открыл красное блестящее сердечко и, пробежав глазами текст, улыбнулся.

А мне вдруг стало так трудно дышать, я начала задыхаться.

Дежурная, прежде чем уйти, положила передо мной на парту валентинку — огромное красное сердце. Я не могла протянуть к нему руку, чтобы открыть, меня всю трясло. Так и сидела перед открыткой, глядя в одну точку, пока не закончился урок.

На перемене я пошла в заброшенное крыло школы, где раньше учились первоклассники, а сейчас временами шел ремонт.

Помню, как мы с Тошей маленькими сидели на длинных скамейках возле окон с решетками. После ветрянки у нас остались одинаковые отметины в виде маленьких слезинок. У меня под правым глазом, а у него под левым. Когда мы устраивались друг напротив друга, Тоша говорил, что наши слезки общаются на своем, известном только им, языке ветрянки. И всякий раз, когда кто-то из нас останавливал взгляд на беленькой слезинке, мы понимающе улыбались.

Должно быть, со стороны мы выглядели забавно.

Валентинку мне прислал Петров. Размашисто написал: «Я тебя люблю».

Три слова — иногда это так много. Иногда они означают целый мир.

Антон однажды мне их сказал.

А я сказала на одно слово меньше… те самые ДВА.

В тот осенний день красные и желтые листья летали на ветру. Мы с Антоном ходили уже в десятый класс.

В парке почти никого не было. Небо походило на сине-серый мрамор, солнце то показывалось из-за огромных туч, то пряталось, и становилось темно. Ветер яростно срывал с деревьев листву.

Мы с Тошей шли миллион раз исхоженными нами дорожкам, болтали… Вообще-то болтала больше я, он на удивление много молчал. Я все гадала почему? Думала, что он плохо себя чувствует, но не показывает виду. Он редко признавался в своих слабостях.

Когда мы проходили наше дерево, Антон предложил:

— Давай подойдем?

Мы подошли, постояли. Я хотела погулять по парку, но Тоша удержал меня за руку и попросил:

— Еще постоим.

Я не углядела в его просьбе ничего особенного. Мы стояли друг против друга, он держал меня за руку и все смотрел в глаза.

В какой-то момент я даже занервничала, решила, будто у меня что-то не так на лице, поэтому спросила:

— Почему ты так смотришь?

— Хочется, — ответил он.

Ну я и успокоилась, снова начала о чем-то болтать. Не помню о чем.

Помню лишь, что когда он протянул руку и вытащил у меня из ворота кофточки цепочку, где висело подаренное им кольцо, я резко умолкла. А он сказал:

— Я тебя люблю.

Я страшно растерялась, засмеялась и отступила от него.

И молчала слишком долго.

А потом брякнула такое, что и представить сложно:

— Чем докажешь?

— А надо? — спросил он и отвел глаза. Столько разочарования прозвучало в этом вопросе. Тогда я не расслышала, позже поняла.

Я засмеялась и воскликнула:

— Так принято!

Антон даже не улыбнулся.

— Кем?

Мне не понравился его тон, я рассердилась, подумала: какое право он имеет вот так вываливать на меня известие о своих чувствах и еще столь вызывающе разговаривать?

— А что ты хотел услышать? — возмутилась я.

Он буркнул:

— Ничего, — и пошел прочь.

Я крикнула:

— Почему ты уходишь?! Я тоже тебя люблю, только…

Тоша обернулся, грустно взглянул на меня и сказал:

— Нет, так не любят! — И с горькой усмешкой добавил: — Представь себя любимой игрушкой очень избалованного ребенка!

Он ушел, а я осталась стоять у нашего дерева. Я злилась на Антона и ничуть не раскаивалась. Мне казалось, он не вовремя признался, выбрал не то место, не тот тон, не то сравнение, не тот день.

Я пошла домой, уверенная, что уже завтра все будет хорошо, Тоша зайдет за мной по дороге в школу, мы поговорим…

Его любовь стала для меня неожиданностью. Я не знала, что ему сказать, хотела сперва разобраться в себе. Я не была тогда готова что-то менять, мне даже думать об этом не хотелось, лень, что ли, потому что чувства, которые я испытывала, казались такими сложными и непонятными.

Без всяких сомнений, я его любила. Антон являлся частью моей жизни, к сожалению, я слишком поздно поняла, что он не часть, он — моя жизнь.

Вот так наша сказка закончилась. И потянулась беспросветная быль…

Утром за мной никто не пришел.

Я взяла и не пошла в школу. До ночи ждала звонка. Тоша не позвонил. И на следующий день утром — тоже.

К тому времени я уже решила, что скажу ему в ответ на признание. Хотела попросить подождать, дать мне время подумать, разобраться в себе, а пока ничего не менять. Вот только выслушать это было некому.

Я пришла в школу. Он, как всегда, сидел за нашей последней партой. Я подошла, положила сумку на стол, наши взгляды встретились.

Я ждала, когда он скажет «Привет», но Антон промолчал. Я тоже.

Все уроки мы молчали, домой пошли порознь.