Анна Яковлева - Шестое чувство

Стопка тарелок стала опасно высокой, Симка разделила ее пополам.

– Я понял: главное – не говорить жене, что она толстая, глупая неряха, тогда она не сбежит, – попытался обратить все в шутку Антон.

– Не смешно.

– От скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, – с внезапной грустью произнес Антон.

Серафима покачала головой:

– Злоба происходит от скорби, а не надежда.

– А если бы вы с мужем были одним целым и твою обиду он воспринимал как свою?

– «И в горе и в радости»? Ты в это веришь?

– Да. – Твердость, с которой ответил Антон, удивила его самого. Не далее как вчера в споре с друзьями по этому поводу он проявлял здоровый цинизм.

– А я уже не верю. Кто-то из двоих обязательно съест все бананы, как говорила Анни Жирардо.

– Интересно, после которой из дочерей ты перестала верить в брак? – съязвил Квасов. – После Тани или после Дины?

– Знаешь, когда у нас все только начиналось… с Русланом… – Симка отставила тарелки, почувствовала, что краснеет, и замолчала, не сводя глаз с обглоданных косточек, смятых салфеток и прочих малосимпатичных спутниц любого праздника.

Квасов не торопил ее.

– В общем, он клялся мне, что не бросит нас. Матерью клялся.

Сима быстро посмотрела на Антона: как, оценил доверие, ветеран?

Квасов ухмыльнулся. Он предполагал нечто подобное.

– И что из того? Мужчины всегда клянутся, а женщины всегда верят. Такими нас задумал Творец, – неосмотрительно заявил Антон.

– То есть мои отношения с Бегоевым ты предлагаешь рассматривать в плоскости от ношений «мужчина – женщина»? – ахнула Серафима. Квасовская лицемерная сентенция в духе римских философов ее доконала.

– А разве нет?

– Ну ты и ханжа! – Ярость и ненависть, с которой обрушился на Симу Виктор за связь с Русланом, уличали Квасова в вероотступничестве.

– Неужели? Ты ведь могла поверить кому-то другому и с тем же успехом остаться с ребенком одна, – возразил Квасов.

– Да, но это не кто-то другой, это Руслан Бегоев! Нохча! – Симке нужен был союзник, а не оппонент.

– Имя в этой истории может стоять любое, хоть Вася Пупкин, хоть Аристотель Онассис, а сама история стара как мир! – Это был удар ниже пояса. Антон одним махом лишил Серафиму исключительности.

– Это не просто история, это, между прочим, моя жизнь, – надулась Сима.

Хотя…

Обманутых женщин действительно армия, почему она решила, что одна такая?

Симка раскрыла ладони, обхватила тарелки.

Все равно что-то здесь не так.

Обманутых женщин армия, но ее жизнь – это только ее жизнь. И эти разочарование, слезы и страх – это ведь только ее слезы и страх. Значит, все-таки ее история – исключительная в своем роде?

Симка поняла, что ухватила суть своих сомнений.

– Случай, может, и распространенный, но переживания-то – персональные. Так же как у вас, вояк. Наина говорит, каждый четвертый с боевым стрессом возвращается из горячих точек. Но ведь все по-разному переживают синдром участника, правда? – Довольная собой, Симка подняла глаза на соседа.

Вполне интеллигентно посапывая, Квасов спал.

– Алкаши проклятые, житья от вас нет. Повсюду морды синие, куда ни плюнь.

Солнечный день дал трещину, разломился на куски и посыпался осколками. Осколки погребли под собой беседку, жимолость, оранжевый букет календулы и арбуз.

– А? Чё надо? – Антон разлепил веки.

Взгляд не фокусировался, контуры изображения плавали, как мираж в пустыне, во рту было как в заброшенном колодце.

– Совсем обнаглели! Чтоб тебя, недоносок. – Соседка с верхнего этажа, расплывшаяся от беременности (вот откуда «недоносок»!), заносчивая вредина, трясла Антона за плечо.

– Может, встанешь?

Проведя ладонями по лицу, Квасов сел и огляделся: двор родной многоэтажки тонул в предрассветном тумане – плотном и густом, как паровозный пар. Беременная соседка, туман, скамейка… Декорации были до боли знакомы, Антон попытался вспомнить – и не смог.

Квасов прокашлялся:

– Здравствуй, Серафима. – Имя соседки легко сорвалось с языка, хотя знакомы они не были – Квасов голову мог дать на отсечение.

– Привет, – сразу растеряв боевой задор, буркнула соседка. – А ты кто?

– Антон. Фамилия Квасов. Живу я здесь, на первом этаже.

– Живешь, значит, здесь. На первом этаже. – Сима выразительно оглядела скамейку.

– Тут такое дело… Вчера перебрал немного, вот, значит. С друзьями посидели, – добавил Антон, заметив, как посуровела беременная вредина. Ясно: не верит ни одному его слову.

– Откуда знаешь, как меня зовут? – потребовала отчета Сима.

Антон на мгновение задумался: действительно, откуда?

– Да просто слышал, как тебя женщина какая-то называла по имени, твоя родственница, наверное, – выкрутился Антон.

На самом деле он понятия не имел, откуда знает имя соседки, но это было единственное более-менее вразумительное объяснение. У всех остальных версий был явный сивушный душок.

Взгляд у вредины подобрел.

– Кстати, у тебя глаза как у Бриджит Фонды, – тут же осмелел Квасов.

– Так уж Бриджит Фонды? – уже кокетливо переспросила Симка.

Квасов решил закрепить успех:

– Кстати, «Серафима» с древнееврейского переводится как огненная, горячая, жгучая. Вот я и запомнил, – нес пургу Антон и не мог взять в толк: почему? Почему заговаривать зубы соседке было правильно и нужно? Что все это значит?

Строго говоря, не такая уж она и соседка. Он на первом этаже проживает, а она – на девятом… Епэрэсэтэ… Откуда он это знает? Про этаж… Дежавю?

Голова, казалось, вот-вот треснет от напряжения.

– Точно, жгучая, как горчица, – улыбнулась Сима, приглядываясь к алкашу-соседу.

Русый бобрик, облитый на макушке сединой, пушистые ресницы, упрямые плечи, длинные ноги – не так уж плохо он выглядит для алкаша, проспавшего ночь на скамейке! Даже хвост распускает.

– Слушай, Фима, а ты чего не спишь в такую рань?

– Не могу, не очень хорошо себя чувствую. – Жалоба вырвалась у Симы непроизвольно. Скорее всего, это была реакция на Фиму – так ее звала только тетка Наина.

В сумеречном сознании Антона от слов соседки засемафорили тревожные то ли воспоминания, то ли видения, то ли сновидения, то ли галлюцинация на почве делирия: роженица вся в крови, дети, нохча…

Сердце ушло в пятки: ох, епэрэсэтэ, что он натворил вчера?

Видения-воспоминания исчезли так же внезапно, как появились, Антон очнулся и вернулся к действительности.

– Присаживайся, – подвинулся Квасов, уступая место жгучей Серафиме.

– Спасибо.

События, последующие вслед за этим, опять показались Антону смутно знакомыми, будто он где-то, когда-то видел это бездарное, постановочное любительское видео: у соседки отошли воды.