Наталья Нестерова - Выйти замуж

Вот здесь находится товарищ, который писал Люсе письма.

С годами в проспиртованных Володькиных мозгах что-то, очевидно, переместилось, и теперь он считал автором всех писем тренера Бойко. На него он и указывал пальцем.

— Некоторые послания я до сих пор помню. Бесстыжие, прямо сказать, послания.

— Поосторожнее в выражениях, — предупредил Павел Сергеевич.

— А зачем ты ей про срамной секс писал?

— Друг, лучше сядь. — Бойко принялся дергать Володьку за пиджак.

Муж номер один сопротивлялся. Номер два тянул его вниз. Володька дергал согнутой в локте рукой, чтобы вырваться. При этом он пытался цитировать запавшие ему в голову строки из писем.

— Да оставь ты его, — сказала Люся Павлу Сергеевичу.

Следом Люся хотела утихомирить Володьку, но не успела. Когда Бойко отпустил полу пиджака, Володька дернулся особенно сильно, рука его стремительно взлетела и кулак врезался в собственный глаз. Володька свалился на пол.

— Уй, уй… больно, — стонал он под столом. Мы старались не смеяться. Димка поднял отца. Володькин глаз заплывал опухолью.

— Люсь, я не хотел. Я хотел культурно, интеллигентно. А тут, понимаешь, самострел.

— Мальчики, — велела Люся сыновьям, — отведите его на кухню и лед к глазу приложите. Уж вы извините, — обратилась она к присутствующим, — Володька очень хороший человек, душевный, но пьет. Такое горе!

— Собственно, срамной секс — это касается меня, — вдруг заявил Копыто.

У Блондинки открылся и забыл закрыться рот. Брюнетка начала жевать бумажный цветок, воткнутый в рулетик для украшения. Ольга Радиевна и Оленька, жена Жени, дружно икнули.

Сергей испуганно внес ясность:

— Не в том смысле, что с Люсей, а в том, что я с другими мужчинами и Люсиным отцом. Еще когда не был ее мужем.

— Мужем? — глупо переспросил А.П. Рогов и вопросительно посмотрел на Михаила Борисовича, с которым у него установился молчаливый контакт.

— Ну, у всякого в жизни были сложные моменты, — благодушно заполнил паузу Михаил Борисович. — Не будем сейчас вспоминать об этом. Давайте послушаем мужа самой лучшей Люсиной подруги. Простите, как вас, запамятовал? Николай Иванович? Пожалуйста, Николай Иванович.

— Я был Люсиным мужем номер четыре, — умно начал мой интеллектуал и сам оторопел от реакции, которую вызвал.

Глаза Люсиных сослуживцев испуганно забегали и остановились на потолке. Они рассматривали люстру тем взглядом, который мы прячем от оскандалившегося человека. Я и Люся смущенно хихикали: вот, мол, товарищи, не обессудьте, так получилось. Ольга Радиевна и ее дочь, в противоположность закатившим глаза, уставились на поверхность стола и почти синхронно ковыряли пальцами в ажурной скатерти.

— Сказать по правде, наш брак был очень непродолжительным, — еще умнее поправился мой муж, понял свою неуклюжесть и в смущении замолчал.

— Но вы сумели оценить те сокровища, которые хранит в душе эта удивительная женщина, — опять пришел на помощь Михаил Борисович, поцеловав Люсину руку. — За это вы, очевидно, и хотели предложить тост?

— Да, правильно, спасибо, — поблагодарил Строев и сел.

Михаил Борисович всегда чувствовал себя уверенно и покровительственно, когда другие люди пребывали в смущении и замешательстве. Он остроумно рассказал историю с грибочками от беременности и галантно осведомился у Ольги Радиевны о состоянии здоровья кошки Маргариты.

Атмосфера немного разрядилась, и Люсины коллеги уже искоса посматривали на нее — теперь уже с интересом и вопросительно.

— Да, я была замужем пять раз, — сказала Люся. — Ну и что? Ни о чем я не жалею. Что же делать, если так жизнь повернулась? Они же не любовниками, а мужьями были, понимать надо! И я их всех до сих пор люблю, в смысле ценю. Вот Павлик Бойко, такой запущенный был, когда мы познакомились. В ванной по всем стенам пенициллин рос. А со мной еще одну золотую и две серебряные медали получил. Правда, Паша? Бойко согласно кивнул. — Или Строев, например, — продолжала Люся. — На скользкой дорожке стоял. Подлогами занимался, хоть и бывший милиционер. А ведь умница какой! Редкий академик столько книг прочел. Опять-таки подружку мою осчастливил. Можно сказать, нашли друг друга с моей помощью два замечательных человека, два книголюба, а теперь уж и писателя.

Люся немного волновалась, речь ее была загадочна для непосвященных, но для нас отсутствие логики и умолчания не были преградой для понимания.

— Сереженька Копыто. — Люся повернулась к нему, но продолжала говорить в третьем лице. — Никакой он не извращенец. Просто было приворотное зелье неправильно употребленное. А голова у Сережи замечательная. Благодаря ему мои мальчики математику полюбили, запомнили десять корней из пятизначных чисел и несколько делений и умножений десятизначных. Вот незнакомых людей и развлекают, словно у них такая же память, как у Сережи. А где, кстати, мои дети и первый муж? Володька! — позвала Люся. — Мальчики! Где вы там? Не проказничайте.

Появился Димка, наивно улыбающийся — знакома нам эта улыбочка.

— Мама, у нас льда не оказалось, — заявил он.

Сразу за этой репликой Женя ввел в комнату Володьку. К подбитому глазу мужа номер один был приложен пакет с замороженным минтаем. Два рыбьих хвоста нахально, по-заячьи торчали над Володькиной головой.

— Люсь, ну вот так! — жалобно и просяще сказал Володька.

Его вид был настолько потешен, что от смеха не удержалась даже Ольга Радиевна.

— Что вы там столько времени делали? — простонала Люся.

— Третий хвост отдирали, — пояснил Женя.

— «Не жизненно, не жизненно» говорят, — жалуясь, передразнил Володька мальчиков. — Подумаешь, Н-н-нимировичи-Данченко.

— Горе мне с вами, — покачала головой Люся. — Садитесь уж. Я тут про своих мужей рассказываю.

— Вижу слезы умиления в глазах благородной публики, — хмыкнул Димка.

— А что? — взбодрился А.П. Рогов. — Удивительная судьба, достойная удивительной женщины.

— Но до Гиннесса маме еще далеко, — заметил Женя.

— Гиннесс — это пятый, еврей? — громким шепотом спросила Блондинка Брюнетку.

Все сделали вид, что не услышали невежественного вопроса.

— Позвольте мне сказать, — поднялся Бойко. — Люсенька, я буду краток. Прожита жизнь — плохо ли, хорошо ли, но не воротишь. И вот, оглядываясь назад, вижу, что самым лучшим человеком, которого я встретил на своем пути, была ты, Люся. Ты воспитала моего сына, замечательно воспитала, а сейчас растишь внучку. И в сердце у меня не только невыразимая благодарность тебе, но и большая любовь. Она прошла много испытаний и выстояла. Словом, Люся, я снова прошу тебя стать моей женой, простить и составить мое счастье.

— Минуточку! — Володька отнял от глаза рыбу и передал ее сыну. — Почему это ты просишь? Опять мне дорогу перебегать? Я, можно сказать, вторую неделю слова фомр… форвм… фор-му-лирую. Люся, вспомни молодость! Люся, я тебя всю жизнь… Скажи «да» — я ни капли в рот. Хочешь, закодируюсь? К Кашпировскому, хочешь? Будь моей сувп… сурп… женой, Люся!