Ирина Степановская - Реанимация чувств

Девушка хрупкой рукой стряхнула снег с волос Тины. Та медленно, будто не сразу возвращаясь к жизни, открыла глаза.

– Извините меня. Мне пора домой, – сказала она сухо и повернулась, чтобы идти.

– Я тебя одну не пущу! Я провожу! – уцепилась ей в рукав Анька.

– Не беспокойся. Я дойду. Я уже взяла себя в руки. – Тина медленно наклонилась, подняла с асфальта берет, повертела Алешину купюру в руках.

– Возьмите кто-нибудь, – сказала она.

– Не надо, – отшатнулась Аня.

– Возьмите! Вместо подарка! – Тина протянула деньги девушке. Та в ответ помотала головой.

Капюшон девушки медленно сполз, и взору открылись прекрасные темные волосы, мягкие, шелковистые, завитые в локоны. Они струились по лбу, вдоль щек, мешали девушке смотреть. Она откинула их с лица, и Тина увидела знакомые черты – высокий лоб, темные брови, блестящие глаза. И щеки, и рот девушки были обезображены рубцами. Подбородок был замотан пушистым шарфом.

"Это же Ника! – узнала Тина. – Как тесен мир!"

Она была очень рада, что девушка на ногах, что она не только осталась жива, но и выздоровела. Тине хотелось о многом спросить Нику: как проходило лечение, что она думает делать дальше, – но она не знала, как подойти к разговору.

– Вы были больны? Несчастный случай? – осторожно спросила она, показывая глазами на ожоги.

– Ага! – небрежно ответила девушка. – Неудачно погуляли на дне рождения. Теперь надо деньги искать на операцию, чтобы не было на лице следов. Целых два месяца пролежала в больнице, только выписали, – сказала она. – В реанимации лежала, так было еще ничего. Просто ничего не помню. А вот потом, как начали в горло трубки совать, чтобы рубцы в пищеводе не срослись, вот это был настоящий кошмар! Но сейчас уже все нормально.

Тина, которая отчетливо помнила тело, в котором еле теплилась жизнь, слушала девушку с изумлением. А та продолжала так же легко:

– Ну, мне, правда, дали телефон одного врача, фамилия то ли Аварцев, то ли Азаров, точно не помню. Так он, говорят, чудеса с лицом делает. Три операции – и ничего не видно. Даже потом морщин не бывает. Но зато и денег много берет. Вот сейчас будем с матерью деньги искать, может, квартиру продадим…

В Тининой груди что-то шевельнулось.

– А вы мне не дадите телефон этого чудо-доктора? – попросила она.

– Да у меня его с собой нет! Телефон у мамы. Вернее, у каких-то маминых родственников.

– А-а, – протянула Тина, а сама подумала: "Ну, значит, точно не судьба!"

– А я вот что хотела спросить, – стала щебетать уже совсем о другом Ника. – Вот вы сейчас пели, а я уже эту клевую мелодию слышала. Когда-то давно. Наверное, когда была еще маленькая. Я бы хотела такой диск купить. Как это называется? Кто написал?

"Ах, молодость, молодость, – подумала Тина. – Все-то тебе нипочем!"

– Это Шуберт, – сказала она. – Был такой композитор. Говорят, очень клевый мужик. – Она сунула Нике деньги в карман. – Возьми, девочка, не обижай меня. Это тебе на операцию первый взнос.

Тина повернулась и потянула обалдевшую от разговора Аню за собой. Ей больше не хотелось ни о чем расспрашивать Нику. Та стояла и удивленно смотрела им вслед.

– А это кто? – оглянувшись, спросила подруга.

– Да никто. Моя бывшая пациентка, – сказала Тина.

Они еще погуляли по улице, но настроение было испорчено. "Ей, наверное, еще хуже, чем мне", – думала Аня о подруге. А Тина ни о чем не думала. Она брела по улице, слепая и глухая ко всему вокруг. Все так же кружились снежинки, компании торопились в гости со свертками и бутылками в руках. Стрелки часов настойчиво приближались к полночи. Ане уже пора было возвращаться домой, но было неловко оставить Тину. Внезапно расхотелось идти в театр на капустник и уж тем более вешаться. Аня представила себя в кругу родных за нарядным столом и подумала, что надо еще успеть положить в большой мешок подарки от Деда Мороза, как она это делала раньше, когда дети были маленькими.

Мимо них медленно проплыл ярко освещенный троллейбус.

– Это мой! С Новым годом! – закричала Аня, быстро чмокнула Тину в холодную щеку и побежала. Она успела вскочить на подножку до того, как закрылись двери, и еще долго махала подруге сквозь замершее стекло.

А Тина осталась бродить по улицам одна. Перед глазами всплывали то темная машина, удалявшаяся от нее по бульвару, то искаженное лицо Алеши, когда он разговаривал с ней, то страшные рубцы Ники. Наконец Тина ужасно замерзла, проголодалась, вспомнила, что родители должны начать волноваться, и спустилась в метро.

Телефонный звонок в квартире родителей раздался в новогоднюю ночь в три часа. Мать и отец уже легли, Леночка тоже давно заснула, а Тина одна сидела перед телевизором. Ей казалось, что праздник прошел, будто его и не было.

– Не попрошайничай больше на улицах! – отчеканил без всякого приветствия в трубку Василий. – Я куплю тебе небольшую квартиру и буду давать деньги.

– Не надо мне твоих денег, – равнодушно ответила она. – Я сама как-нибудь справлюсь. Сделай все, чтобы Алеша учился.

– Будь счастлива, – помолчав, сказал муж.

– Да катись ты к черту! – ответила Тина, повесила трубку и пошла спать.

Так закончился для нее последний год прошедшего тысячелетия.

Наступила весна. Каштаны развернули свои гофрированные листья вровень с балконом пятого этажа старого хрущевского дома, а не распустившиеся еще, а только показавшиеся свечи цветков стояли как стрелы, готовые с наступлением майского тепла метнуться вверх.

Именно из-за каштанов Тина согласилась на этот дом в отдаленном районе, где до того даже никогда не была. Вообще-то, квартира была, как теперь говорят, "убитая", то есть с крошечной кухней, маленьким коридорчиком, единственной комнатой и в состоянии, которое невозможно описать. Но потихоньку, понемножку все утряслось.

Пару недель Тина походила по строительным рынкам, наняла бригаду молдаван – и через месяц в квартиру можно было въезжать. Деньги, что выдал Тине муж в качестве компенсации, все ушли на ремонт, но она ни о чем не жалела. Только попросила отдать ей старый березовый гарнитур. И Василий, несмотря на то что уже осознал его стоимость, пошел навстречу. На место гарнитура в их прежней квартире Алеша поставил модный низкий диван с кучей пестрых подушек, открытые полки и подставку для музыкального центра. А Тина вновь с любовью протирала стеклянные ирисы в дверцах шкафов и полировала теплые желтые полки.

У нее не было даже холодильника, и поэтому молоко она ставила на подоконник, а масло по старинке держала между рамами. От старых хозяев остались в наследство старый кухонный шкаф (Тина сначала вывела из него тараканов, а потом заново оклеила пленкой), крошечный шаткий кухонный столик да две колченогие табуретки. Тем не менее Тина постелила на столик салфетку, поставила вазу толстого стекла с расписными петухами, которую муж отдал ей вместе с комнатным гарнитуром, и стала наслаждаться покоем.