Татьяна Тронина - Белла, чао!

Вторую неделю на столе стояла бутылка коньяка и «неправильная» рюмка с коньяком. Коньяк постепенно испарялся, уровень золотисто-коричневой жидкости в рюмке с каждым днем становился все меньше и меньше…

А Африкан ходил вокруг рюмки и не мог прикоснуться к ней. Но не потому, что рано было. И не потому, что он «завязал» и теперь «развязываться» не хотел. Ерунда какая…

Африкан точно знал, что если выпьет, то умрет.

Потому что алкоголь был не только утешением и забвением. Еще он открывал невидимые двери, он выпускал мятежную душу на свободу, он давал возможность воспарить над реальностью… Алкоголь раскрепощал, он позволял сделать то, что в трезвом виде казалось безумием, пугало.

Если бы Африкан выпил, то повесился бы.

Он точно это осознавал.

Африкан знал, где в доме лежит веревка, куда эту веревку можно подвесить… Обладая сознанием сценариста, драматурга, создателя, творца, Африкан видел, как все будет. Как он выпьет, как отпустит в душе, как он, вздохнув наконец облегченно, пойдет за веревкой, как привяжет ее, поставит стул, заберется на него… как сунет голову в петлю, как шагнет со стула… И – все.

Финал. Буковки на могильной плите – как титры.

Поэтому Африкан вторую неделю ходил кругами вокруг стола, боролся с искушением.

«А я тебе сказал, Вишенка, что будет, если ты бросишь меня… Я тебя предупреждал? Предупреждал. Это ты меня убила, ты…»

Африкана пугала правда – та, в которой он боялся себе раньше признаться. А правда заключалась в том, что его жизнь оказалась никчемной и скучной. Он не жил. У него, кроме работы, и не было ничего. Только там, в своих фантазиях, он нежился и резвился, он придумывал невероятные истории и романтические сюжеты…

А в жизни – нет. Он, Африкан, как человек, как физическое тело, как материальная субстанция, и пальцем не желал пошевелить… Просто плыл по течению. Так и не вернул Лару. Платил Зине, содержанке…

Ни семьи, ни любви, ни друзей – кроме старого сплетника Валеева. Только нужные люди, собутыльники. Все.

А Белла, маленькая дрянь, перебаламутила все в его душе… Она, выражаясь метафорически, поднесла Африкану зеркало и заставила глядеть в него. Словно сказала – вот ты какой на самом деле, Африкаша.

И Африкан, испугавшись своего отражения, впервые стал шевелиться… жить!

А потом Белла ушла. И Африкан оказался в подвешенном состоянии. Ни туда, ни сюда.

Как раньше существовать уже не хочет, а жить по-новому – не может. Потому что без Беллы.

– Ненавижу… ненавижу тебя! – с яростью произнес Африкан, мысленно обращаясь к Белле. – Змеюка… Гадина! Пригрел на груди… А ты!

«Нет, не могу больше. Пора!» – Африкан махнул рукой и налил в рюмку коньяка, вернее – долил.

Взял рюмку, поднес ее к лицу, вдохнул запах коньяка, зажмурился. Потом вспомнил, что в комнате Беллы остались ее вещи. Он в эту комнату даже заглянуть второй раз боялся, после ухода Беллы…

«Выкину все на помойку и выпью тогда!» Уничтожение вещей Беллы означало уничтожение самой Беллы. Да. Точно. Уничтожить ее, потом – себя.

Африкан поставил рюмку и решительно ворвался в комнату Беллы. Принялся методично и сосредоточенно пихать в огромный полиэтиленовый пакет ее шмотки.

– На помойку, на помойку… – почти весело напевал он при этом.

Отдернул штору, увидел на подоконнике ее керамические поделки.

– И это тоже на помойку, на помойку…

Африкан принялся швырять в пакет поделки. И вдруг замер. Последней, в углу, стояла какая-то фигурка. Но почему – какая-то? Это был он сам, Африкан. Очень натуральный и живой. В своей меховой жилетке. Словно шагающий куда-то, устремленный вперед, с серьезным и вдохновенным видом.

– Ведьма… Я знал, Вишенка, что ты – ведьма! Колдунья вуду. Ты меня приворожила!

Африкан взял фигурку в руки.

Керамический Африкан был великолепен. Еще лучше, чем в жизни. Можно сказать, что Вишенка очень польстила ему, Африкану… «Это – я? Так вот ты меня каким видела, оказывается?»

Красавец. Роскошный. Король-солнце. Гений. Божество…

Таким она видела его, Белла, – роскошным красавцем, королем и гением. Вовсе не никчемным пьянчужкой… Только безумно влюбленная женщина, только полная обожания и преклонения женщина могла создать такой портрет. Портрет своего возлюбленного. Единственного.

– А! А-а… А-а-а! – вдруг закричал Африкан, с ужасом глядя на керамическую фигурку в своих руках. – А-а…

Африкан сел на пол. Он был на грани безумия… Он, который считал себя знатоком человеческих душ, умевшим просчитать любой характер, предугадать поступки других людей – как реальных, так и придуманных… Он вдруг понял, что Белла любит его, и любит до безумия. Да она влюблена в него, в Африкана, точно кошка!

«Вишенка, ты чего? Ты почему мне тогда написала это бредовое письмо? Да что ж ты врешь-то, а? Ты же не могла меня бросить, не могла!»

Африкан отставил фигурку в сторону и принялся сосредоточенно рыться в полиэтиленовом пакете, доставая вещи обратно.

Вот ее шифоновое платье с причудливыми узорами. Как она его обожала, это платье… Куртка. Куртку она тоже обожала. Туфельки. Помнится, когда она купила их, принесла домой, то чуть не целовала… Пригоршни бус, купленных в порыве неумеренной жадности. Джинсы – их Белла, помнится, искала целый день, чтобы и фасон, и размер, и еще хрен знает что было правильным…

Шмоточница и тряпичница Белла не пожелала расстаться с этими вещами даже тогда, когда они с Африканом в первый раз поссорились. Она утащила все это барахло с собой, в мастерские.

А тогда какого… тогда почему она все это оставила сейчас? Непонятно. Невероятно.

Значит, что-то случилось. Страшное. То, чего Африкан не знает. Тайна. Психологическая загадка.

От ужаса у Африкана даже волосы на голове зашевелились. Он встал, огляделся.

– Дьявол… Дьявол!

Африкан бросился на кухню, швырнул рюмку с коньяком в раковину – стекло с треском раскололось. И ведь чуть не повесился… Дьявол чуть не обманул его!

Африкан метнулся к своему компьютеру, вошел в Интернет. «Заказ авиа и ж. д. билетов на дом».

– А куда мне ехать-то? – прошептал Африкан вслух. И похолодел. Он не знал, где искать Беллу. Она вроде рассказывала о себе, о своей сестре… Но где они жили-то?! Африкан всех этих подробностей решительно не помнил. Знал, но забыл. И ведь ловил уже Беллу на каком-то вокзале, только вот на каком? Забыл! Африкан запаниковал.

Его память, память человека пишущего, хранила в себе только то, что было ярким, живым. Не даты, а сами события. Что помнил Африкан из рассказов своей возлюбленной: как Белла на свой страх и риск перебегала мост, как горько плакала Анжела из-за негодяя Гены… И что у тети, гардеробщицы в театре, был точно такой же пучок, как у Радмилы Сердюковой… И что Белла лепила раньше из керамики медведей, потому что у города, в котором жила ее тетка с пучком, было «медвежье» название.