Ирина Волчок - Лихо ветреное

Павел догнал ее, пристроился сбоку, зашагал рядом по зверобою, потому что дальше от дороги подорожник уже не рос, и совершенно неожиданно для себя стал рассказывать о тете Лиде. Как она с детства любила своего инвалида, который тогда еще не был инвалидом, а был красивым чужим мужем и не обращал внимания на тетю Лиду, потому что ей было пять лет, а ему двадцать три. И как тетя Лида была счастлива со своим инвалидом, хоть и не долго. И как тетя Лида растила мать Павла, свою младшую сестру, которая вовсе не была ее сестрой, просто оставшуюся сиротой девочку родители тети Лиды взяли в семью, а сами рано умерли, вот тетя Лида и растила будущую мать Павла, которая была почти на восемнадцать лет младше ее. И как тетя Лида забрала его к себе и посвятила ему всю жизнь. И как она любила их с Макаровым одинаково. И как они с Макаровым одинаково мечтали найти себе жен, которые были бы похожи на тетю Лиду.

— А тетя Лида какая была? — спросила Зоя, когда он замолчал. — Красивая, да? Катька на нее похожа, да?

— Красивая, — сказал Павел. — То есть я не знаю. Она лучше всех была… Катька, может, и похожа… Это у Макарова надо спросить, тут я ничего сказать не могу.

— Ну, как же? — удивилась Зоя. — Вы же Катьку видели! И слышали! Почему это ничего сказать не можете? Тетя Лида такая же черненькая была? Наверное, и пела тоже хорошо?

— Тетя Лида беленькая была… белокурая. Даже светлей, чем Аленушка. А потом поседела рано, и совсем серебряная стала. А пела… да, хорошо пела. И на пианино играла очень хорошо. Она всю жизнь музыку преподавала. А в начале девяностых не платили ничего, никому та музыка не нужна была. Тетя Лида подъезды мыла. Дворником работала. Простужалась все время, охрипла совсем. И уже не пела, конечно. Да какая разница — черненькая, беленькая, пела, не пела… Дело не в этом.

— А в чем? — Зоя опять остановилась, обернулась к нему, внимательно и серьезно уставилась в его лицо.

И Павел смотрел в ее лицо — гладкое молодое лицо, с ямочками на щеках, с полными розовыми губами, с ясными серыми глазами, окаймленными очень черными ресницами, с заметной морщинкой между очень черных бровей, с яркой сединой в коротких темных волосах… Он осторожно взял ее руку, так же внимательно стал рассматривать длинные сильные пальцы с коротко остриженными ногтями, узкую розовую ладонь с пуговицами плоских твердых мозолей… Это всякими своими турниками и канатами она мозоли набила. У тети Лиды были такие же мозоли — от метлы и швабры.

— Тетя Лида была лучше всех, — повторил он, не выпуская Зоиной руки. — Она была… верная. Да. Она просто не умела предавать. И для себя жить тоже не умела. Она жила для тех, кого любила.

— Тогда Катька похожа, — уверенно сказала Зоя. — Только откуда Макарову это знать? Смешно.

— Про Катьку я ничего не знаю. А вы — да, вы похожи. Очень.

Павел поднял ее руку, прижался к узкой розовой ладони лицом, стал осторожно трогать жесткие мозоли губами. Черт, нельзя было к ней прикасаться. Он же знал, что нельзя. Там, у бассейна, он смог ее выпустить из рук только потому, что рядом были Манька и Аленушка. И то неизвестно, смог бы выпустить, если бы дети не хохотали и не орали так громко…

Зоя вдруг резко выдернула руку, отпрыгнула, как кошка, сверкнула глазами, только что шерсть не вздыбила и не зашипела. Павел глубоко вздохнул, зажмурился и потряс головой. Нет, нельзя к ней прикасаться. А то и правда с ума сойдешь.

— Ага, — злобно сказала Зоя, сверкая глазами и нехорошо улыбаясь. — А сам из «Фортуны» за рыжей мочалкой рванул. Эффект доступности, да? Инстинкт продолжения рода, да? Ажурные колготки, да? Ой, я пря-а-амо удивляюсь!

На пару секунд ее пластика показала рыжую барменшу — наглую, пошлую и глупую до изумления. Но Зоя немножко перестаралась, и получилась злая пародия на злую пародию.

— Смешно, — серьезно оценил Павел. — Ты гений. Сама маску придумала? Тебе надо свой театр открыть… Но вообще-то я за тобой рванул, а не за рыжей мочалкой.

Зоя постояла, таращась на него еще сердитыми глазами, помолчала, пофыркала совершенно по-кошачьи, а потом сказала недоверчиво:

— Ну да, не за рыжей… Все за рыжей, а ты не за рыжей…

Повернулась и пошла по подорожнику, и ему опять пришлось догонять ее и идти по зверобою.

— А у меня будет свой театр, — гордо похвасталась Зоя после минуты молчания. — Театр танца. Томка с Катькой придумали. И в кабаке тогда уже можно будет не плясать. Свой театр танца! Представляешь?

— Да, я слышал, — грустно отозвался Павел. — Гениальная идея для гениальных исполнителей. Собственное дело, очень перспективное. И деньги, конечно, совсем другие… Поздравляю. Рад за тебя.

— Что-то не очень похоже, что рад.

— Да нет, я правда рад. У тебя, конечно, все получится… — Павел помолчал, поглядывая на нее сбоку, и с досадой признался: — Ничего я не рад. Теперь ты богатая будешь… Зачем тебе такой незавидный жених, как я? Хоть бы и с двумя зарплатами. Теперь ты за какого-нибудь миллионера выйдешь.

— Ну и зачем за миллионера выходить, если я сама богатая буду? — весело удивилась Зоя. — И какая теперь разница, завидный жених или не завидный? И сколько у него зарплат? Если я сама богатая буду?

Павел никак не мог сообразить, что она имеет в виду, а спросить не успел — они уже подходили к дому Серых, и их заметили Манька с Аленушкой, побежали навстречу, а за ними тут же кинулся Сережа.

— Мама! — кричала Аленушка.

— Бр-р-раун! — кричала Манька.

— Тихо обе сейчас же! — кричал Сережа.

Зоя приостановилась, оглянулась на Павла и сказала строгим голосом:

— Паш, Аленку ты все-таки поосторожней кружи. И ни в коем случае не над землей. Над диваном или над гамаком, как Серый… Но все равно поосторожней. Понятно?

И побежала навстречу детям вприпрыжку, как Манька, и в то же время — со стремительной плавностью, как Аленушка. Рыба моя золотая.

— Понятно, — растерянно сказал Павел ей вслед.

Соврал. На самом деле ему пока ничего понятно не было. Но его радостное нетерпение, наверное, что-то поняло, трепыхнулось внутри, сильно толкнув сердце, и погнало его за Зоей, навстречу детям.

Он будет кружить их очень осторожно. А Аленку — просто чрезвычайно осторожно. А Зою — это уж как получится.

— Подожди, Кать, — сердито сказала Зоя. — Давай все по пунктам. Ты замуж за Володю согласна идти?

— Она согласна! — Макаров заглянул Катьке в лицо и потрогал ее косу. — Только она думает, что…

— Стоп! — Зоя постучала пальцем по столу и наставила этот палец на Катьку. — Мы договорились: по пунктам. Пусть она сама скажет человеческим голосом.

— Да. Только… — начала человеческим голосом Катька.

— Она согласна! — радостно встрял Макаров. — Это ж самое главное, правда же?