Сесилия Ахерн - Люблю твои воспоминания

Смотрю на мужчину рядом с собой и вижу то же самое.

— Простите? — Парикмахер прерывает мои размышления. — Вы хотите состричь все? Вы уверены?

У вас такие здоровые волосы. — Он перебирает их пальцами. — Это ваш натуральный цвет?

— Да, обычно я его немного оттеняла, но перестала из-за… — Я чуть не говорю «ребенка». Мои глаза наполняются слезами, и я смотрю вниз, но он думает, что я киваю на свой живот, спрятанный под пелериной.

— Из-за чего перестали? — спрашивает он.

Я продолжаю смотреть вниз и вожу по полу ногой. Старый трюк с шарканьем. Не могу придумать, что бы ему сказать, и делаю вид, что не слышу вопроса.

— Вы сказали, что прекратили из-за чего-то.

— Мм… да. — Не плачь. Не плачь. Если ты начнешь сейчас, то не остановишься никогда. — Да я не знаю… — бормочу я и наклоняюсь, будто мне необходимо порыться в стоящей на полу сумке. Это пройдет, это пройдет. Когда-нибудь, Джойс, все это пройдет. — Я перестала, чтобы не портить волосы химикатами.

— Хорошо, вот как это будет выглядеть. — Он собирает мои волосы сзади. — А что, если мы сделаем прическу, как у Мэг Райан во «Французском поцелуе»? — Он вытягивает пряди во все стороны, и я выгляжу так, будто засунула пальцы в розетку. — Получается очень сексуально, волосы растрепаны, словно вы только что встали с постели. Или мы можем сделать так. — Он еще немного возится с моей головой.

— А мы не можем ускорить процесс? Меня тоже на улице ждет такси. — Я смотрю в окно. Папа болтает с водителем.

Они оба смеются, и я немного расслабляюсь.

— Ну что ж… Но это нельзя делать на скорую руку. У вас такие густые волосы…

— Ничего страшного. Я разрешаю вам спешить. Просто отрежьте их все. — Я снова смотрю на такси.

— Дорогая, мы же должны оставить несколько дюймов. — Он опять поворачивает мое лицо к зеркалу. — Мы же не хотим сделать из вас Сигурни Уивер из «Чужого», правда? Мы сделаем вам челку набок, очень утонченно, очень модно. Я считаю, вам это пойдет, подчеркнет высокие скулы. Что вы об этом думаете?

Мне наплевать на мои скулы. Я хочу состричь все.

— Почему бы нам попросту не сделать вот так? — Я беру у него ножницы, отрезаю свой хвост, а затем протягиваю ему и то и другое.

Он ахает. Хотя больше это напоминает писк.

При виде моего парикмахера, в руке которого сжаты длинные ножницы и десять дюймов волос, у американца отпадает челюсть. Он поворачивается к своему парикмахеру и хватает ножницы до того, как гот успевает отрезать следующую прядь.

— Не надо, — показывает он в мою сторону, — делать этого со мной!

Парикмахер с хвостом вздыхает и закатывает глаза:

— Конечно нет, сэр.

Американец снова начинает чесать левую руку:

— Наверное, меня кто-то укусил. — Он пытается отвернуть рукав рубашки, и я наклоняюсь в кресле, стараясь взглянуть на его руку.

— Пожалуйста, сидите спокойно.

— Пожалуйста, сидите спокойно. Парикмахеры говорят в унисон. Потом смотрят друг на друга и смеются.

— Что-то смешное сегодня в воздухе, — замечает один из них, и мы с американцем смотрим друг на друга.

Действительно, смешное.

— Сэр, пожалуйста, смотрите в зеркало. Американец отворачивается.

Мой парикмахер кладет палец мне под подбородок и в очередной раз поворачивает мое лицо к зеркалу. Он протягивает мне мой хвост:

— Сувенир.

— Мне это не нужно.

Я отказываюсь брать у него свои волосы. Каждый дюйм этих волос связан с тем, чего теперь нет. С мыслями, стремлениями, надеждами, желаниями, которых больше не существует. Я хочу начать сначала. С новыми волосами.

Он начал придавать прическе форму, и я смотрю, как медленно опускается на пол каждая отрезанная прядь. Голове становится легче.

Волосы, которые выросли в тот день, когда мы купили кроватку. Чик.

Волосы, которые выросли в тот день, когда мы выбирали краску для детской, бутылочки, слюнявчики и распашонки.

Все куплено слишком рано, но мы были так рады… Чик.

Волосы, которые выросли в тот день, когда мы выбрали имена. Чик.

Волосы, которые выросли в тот день, когда мы рассказали друзьям и близким. Чик.

День первого УЗИ. День, когда я узнала, что беременна. День, когда был зачат мой ребенок. Чик. Чик. Чик.

Более болезненные свежие воспоминания еще какое-то время останутся в корнях. Мне придется подождать, пока волосы вырастут, чтобы избавиться и от них тоже, и тогда все следы исчезнут, и я буду жить дальше.

Я подхожу к кассе, когда американец платит за свою стрижку.

— Вам идет, — говорит он, рассматривая меня. Смущаясь, я пытаюсь заправить за ухо волосы, но их нет. Я чувствую себя легче — легкомысленной, радостной до головокружения.

— Вам тоже.

— Спасибо.

Он открывает мне дверь.

— Спасибо. — Я выхожу на улицу.

— Вы слишком уж вежливы, — говорит он мне.

— Спасибо, — улыбаюсь я. — Вы тоже.

— Спасибо, — кивает он.

Мы смеемся. Разглядываем ожидающие нас такси, будто стоящие в очереди, а потом с любопытством опять смотрим друг на друга. Он странно улыбается.

— Первое такси или второе? — спрашивает он.

— Мне? Он кивает.

— Мой водитель болтает без умолку.

Я изучаю оба такси, вижу, как во втором папа наклоняется вперед и разговаривает с водителем.

— Первое. Мой папа болтает без умолку.

Он переводит взгляд на второе такси, где папа теперь прижимает лицо к стеклу и с недоумением рассматривает меня.

— Значит, второе такси, — говорит американец и, пока идет к своему, два раза оборачивается.

— Эй! — протестую я, зачарованно глядя на него. Я подплываю к своему такси, и мы одновременно захлопываем двери. Водитель и папа смотрят на меня так, как будто увидели привидение.

— Что? — Мое сердце бешено колотится. — Что случилось? Рассказывайте.

— Твои волосы! — с чувством произносит папа, на его лице написан ужас. — Ты похожа на мальчика.

Чем ближе такси подъезжает к моему дому в Фисборо, тем сильнее затягивается узел у меня в животе.

— Занятно, что тот мужчина тоже попросил таксиста дождаться его, правда, Грейси?

— Джойс. Да, занятно, — отвечаю я, нервно покачивая ногой.

— Люди теперь так делают, когда стригутся?

— Как делают, папа?

— Оставляют такси дожидаться их.

— Я не знаю.

Он пересаживается на край сиденья и наклоняется ближе к водителю:

— Я говорю, Джек, люди, что, так: теперь делают, когда идут к цирюльнику?

— Как так?

— Они просят таксистов дожидаться их на улице?

— Меня никогда раньше не просили, — вежливо объясняет водитель.

Папа удовлетворенно откидывается на сиденье:

— Так я и думал, Грейси.

— Меня зовут Джойс, — огрызаюсь я.

— Джойс. Это совпадение. А ты знаешь, что говорят о совпадениях?

— Ага.

Мы доезжаем до моей улицы, и желудок у меня переворачивается.