Татьяна Алюшина - Дом, где исполняются мечты

— Вот такая загогулина судьбы. Микс из двух семей, — усмехнулся Стрельцов и забрался к ней в кровать. — Так во сколько родители прилетают?

— В двенадцать десять дня.

— Вдвоем поедем или дети с нами?

— Места не хватит. Я заказала машину на работе, которая, заметь, не автобус.

— А ты обратила внимание, что мы обсуждаем общие семейные дела? — загадочно спросил Игнат.

А Инга испугалась почему-то! Вспомнила Фенечкины наставления наслаждаться моментом без ожиданий и труханула.

Нет у нее ожиданий! Страхи непонятные намеками, тенями есть, а ожиданий нет.

И она убежала от темы, отвлекла Стрельцова смешками и поцелуями и туда, туда — наслаждаться моментом! Здесь и сейчас!

На катке Стрельцов изворчался, не спуская глаз с Машки, рассекавшей на коньках с большим удовольствием и умением:

— Понесло их на лед! Ей надо сейчас осторожней быть, а она катается! А если упадет?

— Что ты волнуешься? — успокаивала Инга. — Она очень хорошо катается, к тому же мы все рядом. И потом, ей сейчас полезно на свежем воздухе активничать движением.

— Не знаю, — вздыхал отец заботливый, — переживаю вот.

— У Маши все в полном порядке, — уверяла Инга. — Она здорова, и анализы у нее хорошие, и беременность развивается нормально. Я же тебе говорила, что мы ходили с ней к гинекологу.

— Спасибо тебе огромное, — отвлекшись от наблюдения за дочерью, благодарно посмотрел на Ингу Игнат. — Я как-то совсем упустил из виду, что ее надо к врачам отправить, обследовать, и что там еще?

— Еще поставить на учет у врача, который будет вести ее до родов.

Но тут подъехали Машка с Федей и прервали их содержательную беседу, сообщив, что уже накатались до одури и теперь хотят есть.

Они сидели в кафе, дети привычно громко что-то рассказывали, и в какой-то момент Стрельцов выпал из объединения застольного, откинувшись на спинку стула.

Завтра они с Машкой улетают. И было что-то в этом печальное, словно закончился некий этап в жизни, мимолетный, но ставший очень важным. Может, самым важным. И вдруг показалось странным, нелогичным и неправильным, что они сейчас с Ингой засобираются и пойдут от детей, от Фенечки и даже от Степана Ивановича в какую-то гостиницу, словно объявят о своей временной любовной связи, которую не принято нести домой.

Они уехали в гостиницу, но занозой засевшая мысль не давала Стрельцову покоя, не сгорая в жаре поцелуев и соединения, не отпуская, не отпуская…

— Что-то случилось? — спросила Инга, почувствовав его настроение.

Игнат помолчал, стараясь сформулировать, облечь в слова свои сомнения и чувства.

— Мне показалось неправильным, что мы уезжаем с тобой в гостиницу. Что-то в этом… не знаю.

— Как любовники, сбежавшие от семей для тайных встреч? — предложила вариант Инга.

— Нет. Не так. — Не размыкая объятий, он отодвинулся слегка, чтобы лучше видеть ее лицо. — Остаться дома и тишком пробираться к тебе в комнату тоже неправильно, как-то гаденько. Ситуация у нас с тобой, Инга Валерьевна, другая. На глазах у семьи легонькие любовно-постельные отношения неприемлемы. Расклад иной. — И огласил свое решение: — Нам надо жить вместе.

— Это для поддержания нравственности? — ощутимо напряглась Инга.

— Не для того. Я бы не затащил тебя в постель, если бы хотел только секса с понравившейся мне женщиной, — весомо, со значением заявил Стрельцов.

Ну, это он лукавил! Заявленьице так себе, скажем, если учесть, что в тот момент, когда от желания шторка на глаза упала и сносило крышу, Стрельцов ни о чем не размышлял, как нормальный мужик, и уж тем более о чем-то продолжительном с последствиями. Делом был занят.

И что? Да ничего — тогда не думал, зато последние две недели только об этом и мысли!

— Переезжай ко мне в Питер, — сказал, как гвоздь забил.

Инга осторожно, медленно выбралась из его объятий, прикрыла грудь одеялом и села в кровати, словно преграду невидимую, заборчик между ними выстроила, Стрельцов именно так это почувствовал.

— Тебе не кажется, что как-то слишком рано о совместной жизни говорить? — спросила она расстроенно.

— А ты знаешь точные сроки, когда об этом говорить в самый раз? — мягко возразил Игнат. — Через пять свиданий? Через месяц, два, полгода? Или когда мы наездимся друг к другу по выходным до отвращения к дороге? Я хочу, чтобы ты была со мной рядом. А ты?

— Не знаю! — призналась потерянно Инга. — Я стараюсь об этом не думать! Мне очень хорошо с тобой, я понятия не имела, что такое возможно! Но быть рядом у нас не получится!

— Почему? — напрягся Стрельцов.

— Господи, ну это же очевидно! — жаловалась на жизнь Инга. — У тебя любимая работа и Машка, и дедом ты скоро станешь, и все в Питере! У меня семья непростая, и тоже работа любимая, но в Москве! И не монтируется это никак!

Он быстро притянул ее к себе, прижал, поцеловал в висок, успокаивая, останавливая готовое прорваться из нее слезами безнадежье.

— Все решаемо, Инга, — твердо уверил Игнат. — Это не горе безысходное, а простая бытовая задачка. Ты же семью не сиротами без присмотра бросишь. Федор с Фенечкой вполне могут жить с нами, а не захотят так, попросим отца с Ангелиной Павловной к ним переселиться, наймем домработницу за хозяйством следить. Все решаемо.

— Пожалуйста, Игнат! — таки не удержалась и расплакалась Инга. — Давай сегодня больше не будем об этом говорить! Я не могу, у меня сердце разрывается!

— Нечего ему разрываться! — поцеловал ее в переносицу Стрельцов. — Никакого несчастья не случилось. И давай я сердце твое залечу!

Ее губы были солоноваты от слез, и вдруг Инга сорвалась, заспешила, заторопила его, и в этом их соединении звучала нотка отчаяния, неотвратимости, как будто они прощались навсегда. Знали о том и старались прожить одним дыханием как можно больше мгновений — прожить, прогореть и запомнить!

Стрельцов все никак не мог заснуть. Поглаживал по спине провалившуюся в один момент в сон Ингу, обнимавшую его даже сейчас, и, закинув руку за голову, размышлял.

Она боится, все понятно. Ее жизнь проходила в кругу семьи, в одной и той же квартире, и хоть жизнь эта была далеко не безоблачной и беспечной, но устоявшейся и с чувством защищенности.

Человеку трудно, очень трудно что-то менять кардинально, переломно в своей жизни. Всегда страшно до жути, и мало кто решается вот так, в один момент, переменить привычное. В эту, казалось, бесконечную неделю он обнаружил, что хочет семью. Настоящую, которой, по сути, у него никогда не было.

Дмитрий Николаевич с Ангелиной Павловной, загоревшие, улыбающиеся, все еще в полете-пути и там, в знойном Египте, мыслями, ощущениями, расцеловывались, обнимались с Ингой и Игнатом. И всю дорогу до дома что-то рассказывали веселыми, бодрыми голосами, бурля впечатлениями, как и все возвращающиеся из поездок дальних туристы.