Виктория Песоцкая - Если жизнь мне крылья перебьет...

В институте он порывался ей написать, у него даже хранилась пара неотправленных писем... Потом... потом как-то все завертелось: работа, карьера, женитьба, развод...

– Когда последний раз вы делали обезболивающую инъекцию? – порывисто спросил Садовский.

– Четыре часа назад.

– Я забираю ее в Москву, срочно! – неожиданно для себя почти прокричал врач.

– Но...

– Всю ответственность, в том числе и транспортировку, я беру на себя.

– Простите, я не могу...

– Не вздумайте мне помешать! – отрезал Роман Викторович.

– Я поеду с мамой! – прошептал у них за спинами детский голос. Мужчины обернулись, на Садовского смотрел худенький чернявый мальчишка большими, полными решимости серыми глазенками. – Я поеду с мамой! – твердо повторил он.

– А отец? – вырвалось у Романа.

– У нас нет отца, – по-взрослому произнес мальчик.

– Времени собираться нет, кого тебе нужно предупредить?

– Я позвоню соседке.

– Договорились, – крепко, как взрослому, пожав руку, ответил Садовский. – Тебя как зовут-то?

– Ян.

– Роман.

Круглолицый доктор наблюдал за происходящей картиной с приоткрытым ртом.

– Вот что, Петр Семенович! Вы готовьте все необходимые документы, а я предупрежу своих коллег, чтобы прислали машину и подготовились к операции.

– Только под вашу ответственность, а мальчик...

– Мальчик поедет со мной, поживет у меня, все будет хорошо, – уже больше обращаясь к Яну, чем к местному доктору, проговорил Роман Викторович.

В карете «скорой помощи» Мария очнулась, за руку ее держал Ян, а рядом с сыном сидел мужчина и внимательно смотрел на нее добрыми бездонно-голубыми глазами. Где-то она видела эти глаза... она силилась вспомнить, но опять забылась. А тем временем Садовский разговаривал с сыном Марии:

– Ян, скажи, давно твоя мама себя плохо чувствует?

– Не знаю, наверное, когда ее уволили с работы... Она вообще-то очень много курила, я ей пробовал запретить, но разве она меня послушается?

Роман Викторович невольно улыбнулся, ему все больше и больше начинал нравиться этот не по-детски серьезный парнишка.

– А где работала твоя мама?

– На телевидении.

«Конечно, как я сразу не догадался? Ведь Маша мечтала о карьере журналиста еще со школы. Что же должно было произойти у нее в жизни, чтобы в таком возрасте возник этот страшнейший диагноз? Не может быть, чтобы причина была только в работе. Ах да, мальчик еще говорил, что они живут без отца. Как можно было бросить своего ребенка?!»

– А вы мамин знакомый? – Ян прервал размышления Садовского.

– Понимаешь, как тебе объяснить? – На минуту Роман Викторович замялся, а потом вдруг рассказал все этому сероглазому мальчугану: про то, как впервые увидел его мать, про то дурацкое недоразумение, произошедшее накануне новогоднего вечера, про смерть своих родителей. Ян внимательно слушал его, ловя каждое слово.

– Вы сможете спасти маму? – с надеждой тихо спросил он.

– Я буду стараться изо всех сил, мы спасем ее, вот увидишь! – Садовский крепко сжал руку мальчика.

– Я вам верю! Она обязательно должна жить. – В глазах ребенка стояли слезы. – Она у меня очень хорошая и добрая, просто она запуталась, понимаете?

– Конечно, малыш, конечно, понимаю! – Роман глубоко вздохнул. – Но мы с тобой должны верить, что все будет хорошо!

Всю дорогу они не отрываясь смотрели на бледную спящую женщину. Каждый из них про себя и по-своему молился Всевышнему о ее спасении.

Никогда еще коллеги Садовского не видели своего шефа в таком напряженном состоянии. И все, начиная от медсестры и заканчивая Федором Ивановичем, понимали, что это самая главная и важная операция в жизни их знаменитого кардиохирурга. Уже двенадцать часов бригада врачей колдовала над сердцем Марии. В операционной стояла звенящая тишина, и только редкие отрывистые команды Романа Викторовича иногда нарушали ее. Садовский совсем не чувствовал усталости, он находился вне времени...

«Вы сможете спасти маму?» Эти слова вновь и вновь звенели в голове у доктора. Он должен, он сможет... Движения хирурга были напряжены до предела, но сохраняли максимальную точность.

«Как свободно и легко!» Марии снилось, что она вместе с другими какими-то красивыми невиданными птицами парит высоко над землей. Ощущение легкости и полной свободы было непередаваемым, наверное, это называлось абсолютным счастьем. Все земные заботы и хлопоты оставлены где-то далеко-далеко, не существует никаких желаний, целей, мыслей, вообще сравнить это состояние с какими-то известными человеческими чувствами не представлялось возможным, и вдруг... Вдруг Маша поняла, что не сможет больше продолжать этот волшебный полет, она начинает ощущать тяжесть своего тела и леденящий душу страх, от сознания безысходности и неизвестности она внезапно стремительно летит вниз, несколько птиц с испугом и сожалением оглядываются на нее и, взмахнув на прощание крыльями, устремляются вдаль. Она остается одна, и даже падение наводит на Марию меньший ужас, чем сознание полного одиночества. Ей сложно понять, как долго длится состояние падения: мгновение или целую вечность, уже внизу видна черная бездна, и в этот момент кто-то подхватывает ее и медленно-медленно тащит вверх, время как будто бы замирает, кажется, одно неловкое движение, и они вместе опять полетят вниз с удвоенной силой. Она неожиданно понимает, что она обязательно должна что-то делать, она должна помогать, но как?! «Я ведь уже не одна, не одна! Значит, все будет хорошо, значит, мы спасемся, иначе и быть не может, главное – верить!» Черная бездна отдаляется все дальше и дальше...

– Роман! – Федор Иванович снял шапку. – Роман, мы победили, слышишь? – Ассистент обнял своего шефа и почувствовал громкое учащенное биение его сердца.

– Спасибо вам. – Садовский обвел глазами свою верную незаменимую команду.

– Роман Викторович, все будет хорошо, – один за другим стали успокаивать его коллеги.

– Федор, ты не мог бы забрать к себе сегодня домой одного мальчонку? – обратился к другу Садовский. – Я... понимаешь, мне необходимо быть в реанимации, когда она очнется.

– Что за вопрос? Познакомлю его со своими пацанами, моя Лида будет только рада, он может жить у нас сколько надо. Сын? – кивнул он в сторону больной.

– Сын. Парень намучился сильно, ты уж с ним там помягче, а через пару дней я его заберу к себе, все подготовлю и заберу...

– Ну и правильно, пошли знакомиться.

– Иди, я сейчас догоню! – Роман откинул со лба Марии мокрую прядь волос. Ему показалось, что она слегка улыбается во сне. «Она должна быть счастливой, должна...»

В коридоре к Садовскому подбежал Ян.

– Все в порядке, малыш! – Добрые глаза доктора искрились радостью.