Елена Усачева - Искушение

Табличка. Темно-голубые буквы на белом фоне, синее полукружье. Сверху торжественно так — «Улица Переломная». И большая шестерка снизу.

— Оставь нас вдвоем! — Четко. Возражения не принимаются.

— Этого не должно было произойти!

Голос Макса ближе, и я вижу застывшее лицо. В нем отражаются сто с лишним лет, что он прожил. Глаза запали, и догорающим фитильком тают огоньки в зрачке.

Что же он так убивается? Ведь все правильно. Мы теперь оба умерли. Нам будет о чем поболтать на том свете.

— Это неважно, — механически рубятся слова. — Ни тебя, ни кого бы то ни было другого здесь быть не должно. Никогда! Увижу, без предупреждения брошу одолень-траву под ноги, волчком завертитесь, прахом рассыплетесь, к своему праотцу дьяволу отправитесь, куда вам и дорога.

Мне начинает мешать чернота, что пытается залезть в мое видение. Черные рассыпающиеся паззлы. Я знаю, что это такое. Это смерть. После гибели Дракона она преследует меня. Но я пока могу прогнать ее.

Я смотрю на Макса, но он отворачивается. Спина ровная, плечи расправлены, и надо-то мне всего ничего, коснуться его, но он вздрагивает, отстраняясь.

— Пускай будет так, — медленно соглашается он. — Если что-нибудь понадобится…

— От тебя — ничего не понадобится! — Слова ударяют Макса в грудь, и он отшатывается.

— Она должна жить! — шепчет Макс.

— Вот именно — жить, а не выживать, как это делаете вы. Уходи и больше не возвращайся.

— Кто это сделал?

— Ты и сделал. Бедная девочка! Неужели тебе ее не жалко?

— Кто еще?

— Антон. И кто-то помог ей упасть с большой высоты.

Часы в гостиной тяжело, мерно ударяются об меня. Я сотрясаюсь. Чернота наступает. Я знаю, там, за ней, Дракон. Он хочет, чтобы я ушла вместе с ним.

А еще я знаю, что Макс не сделал из меня вампира. Разве имеет значение, кто ты, когда любишь? Но зачем он принес меня сюда, к Эдо? Без Макса мне будет грустно.

Я отворачиваюсь от всего этого мира и шагаю в черноту. Меня дергают за руку. Грубо так. Больно! Вы бы еще ударили…

В уши лезет надоедливый звон. Стучат прямо у меня над головой, словно кто-то специально хочет, чтобы я проснулась. Ну что же, раз они так этого хотят, то я это сделаю.

В первую секунду в мозгах случается легкое помешательство, потому что ни стола, ни книжных полок, ни распахнутых занавесок, ни моей комнаты в квартире на двенадцатом этаже, выходящей окнами во двор, — всего этого нет. Разве я не дома? И что самое странное — кровать не моя. Не узкая кушетка, а диван. Желтый. С мягкими подлокотниками. На окне прозрачный тюль. Он шевелится от легкого сквозняка. На подоконнике герань тянет свои тонкие ручки с волнистыми листиками-ладошками к свету. Его здесь много. Ну конечно, май месяц. Начало. Еще столько маяться.

Последний раз что-то звякнуло и смолкло.

Поворачиваться больно. Ощущение, словно голову оторвали, приставили обратно и долго ждали, пока прирастет. Приросла, да криво. Придется опять рвать, чтобы поставить правильно.

Когда бежевые цветочки с обоев стенки напротив перестали передо мной плясать, я увидела Эдо. Он сидел в углу кровати, вытянув ноги, и пил чай. Я такое последний раз видела в кино — он пил из стакана с подстаканником. Железная ложечка виднелась сквозь коричневую жидкость, слегка раздваиваясь на граненых скатах стекла.

В памяти осталось одно — я выспалась. До этого все никак не удавалось.

Я медленно оглядела ту часть комнаты, что была мне доступна. Окно. Под ним облезлая батарея. Дверь на балкон. Две легкие полки, не сильно обремененные книгами, низкий журнальный столик. Комната большая и светлая, без вещей кажется просто огромной.

Квартира, не дом. Странно. Макс! Да убери ты эту боль из шеи! Помоги!

Захотела спросить, где я и что происходит.

Первый звук ершиком прошелся по горлу, заставил закашляться. Но и это я сделать не смогла. Воздух застрял где-то между легкими и ртом. Эдо левой рукой приподнял меня за плечо, и вторая попытка отправиться в темноту была прервана.

— Лучше пока немного помолчать. Береги силы.

Я показывала глазами на журнальный столик, не в силах сдерживать любопытство — почему квартира? Почему не дом? Куда делся Макс?

— Тебе надо еще поспать. Дорога оттуда была тяжелой.

Я с трудом оперлась на локоть. Голову от слабости водило из стороны в сторону, и я не могла остановить это движение. От беспомощности хотелось плакать.

Эдо пересел в кресло, чтобы видеть меня. Он осунулся. Лицо еще больше истончилось, под глазами пролегли темные круги. Волосы зачесаны назад. Слабо улыбается, словно сам сейчас свалится на пол от усталости. Красавчик. Макс правильно заметил. При воспоминании о Максе захотелось плакать. Что-то такое было с ним связано. Я его постоянно видела в своей черноте.

Сначала был голос.

— Она говорила, что я защищаю всех, кроме нее.

Макс. Точно. Мне снился Макс. Около ДК. И Сергей. Они стояли напротив друг друга. Двое из оставшихся в городе вампиров.

— Он был невкусный. — Сергей улыбается окровавленным ртом. — Жалеешь, что тебе не досталось?

Макс бросается вперед. Сергей уворачивается, но удар сбивает его с ног.

— Смерть — это нормальное явление, — смеется вампир. — Твои Смотрители все равно недолго живут на свете. Сделал бы из нее вампира, все бы успокоились.

Он считает себя сильнее, поэтому ошибается. Макс достает из-за спины катану.

Можно драться, можно бесконечно бегать друг за другом, но от холодной стали смертоносного оружия не уйти. Катана Антона, значит, его больше нет. Чтобы выйти из комнаты, ему пришлось пересечь собственный аркан, и удача от него отвернулась. Пришла неудача. В лице Сергея.

Макс ничего не говорит. Он просто идет вперед. Сергей пытается спрятаться. Свист стали смешивается для меня со звоном клинков. Репетиция в студии. Рапиры в неловких руках. Эдо с оружием в руках хорош. Но Макс лучше. Он делает выпад. И Сергей не успевает уйти от него.

Я хочу отвернуться от всего этого.

— Тише, тише, — Эдо поднял руку. Осторожно, словно боясь меня напугать, коснулся пальцами лица. — Все закончилось.

Было бы чему заканчиваться! Боль в шее поползла наверх, заставив меня откинуться на подушку. Все только начинается. Это старт одного адского испытания. Странно, что смерть приносит столько боли. Вроде бы на том свете все обязано закончиться.

— Знаешь, как волчица учит волчат плавать?

Я моргнула. Странный вопрос.

— Они плывут сами. Вот и ты выплывешь.

Эдо поправил у меня под головой подушку. От его заботы стало так жалко себя. Потереться бы лицом об эту руку, чтобы унять злую боль. Он может помочь. Вон какие сильные крупные руки с уверенными широкими запястьями. Человек с такими руками не умеет врать и приспосабливаться. Он надежен. Значит, все будет сделано правильно.