Екатерина Вильмонт - Артистка, блин!

«Зашибенное» платье Варе за сутки сшила приятельница матери, фрау Витачек, работавшая в свое время в мастерских Венской оперы.

— Ах, Барбара, точно такое платье я когда‑то сшила для одной чрезвычайно знаменитой певицы, кстати, из России. У нее был концерт, а платье украли. Времени почти не оставалось, и я ей сделала платье за полдня! И она осталась довольна! Сейчас за полдня я уже не управлюсь, но если Анна будет строчить, за день, думаю, получится!

И ведь получилось! Когда Варя его надела, фрау Витачек всплеснула руками:

— Анна, ты не поверишь, но на Барбаре это платье выглядит в сто раз лучше, чем на той певице.

— Зашибись! — воскликнул Стас, когда она ему продемонстрировала новый наряд. — То, что надо! Только прошу, никому не проговорись про фрау Витачек! Если будут спрашивать, загадочно улыбайся и все!

— Стас, ты всерьез думаешь, что я полная дебилка?

— А как же! Я вот смотрю, вижу в глазах какуюто муку, не имеющую отношения к фрау Витачек. В чем дело, Варежка? Ну иди сюда, сядь ко мне на колени и расскажи? Что‑то не так с Никитой, да?

— Откуда ты знаешь? — у Вари из глаз потекли слезы, она прижалась к Стасу.

— Оттуда! Потому что ощущаю тебя как часть себя самого. Ну, выкладывай!

Она выложила ему все.

— Ерунда! Это естественно! Он ревнует. Ничего, у тебя очень умная мама, она с этим справится. А потом мы с тобой приедем к ним, и все будет хорошо. Он же растет, умнеет… Так бывает, Варежка!

— Стас, а кто такая Геля?

— Геля? Понятия не имею! А почему ты спрашиваешь?

Варя рассказала и это.

— Слушай, вполне возможно, была какая‑то Геля, разве всех упомнишь?

Варя заплакала.

— Чего ты ревешь, дуреха?

— Я их всех ненавижу!

— Хватит лить слезы, надо привести себя в порядок и поедем на встречу с Димкой и Филиппом.

— Кто такой Филипп?

— Режиссер, темнота! Филипп Рубан, моднючий режиссер.

— А ты тоже поедешь? — удивилась Варя.

— А как ты думаешь?

— Ну, я не знаю…

— Тебе это неприятно?

— Мне приятно, но я не уверена, что следует так меня опекать… Я‑то не против, но ведь вряд ли ты сможешь делать это постоянно…

Стас расхохотался.

— Молодец, Варежка! Я вовсе не собираюсь вмешиваться, я просто тебя отвезу!

— Ты меня испытывал, что ли?

— Ну, типа того!

В машине Варя спросила:

— Скажи, а что это за тусовка, почему вдруг такая суета? Или так принято?

— Да нет, просто Романыч, кажется, нарыл какого‑то щедрого спонсора на следующий фильм, они вроде бы поладили, и этот спонсор решил заодно и «Марту» подраскрутить.

— Я думала, это привилегия канала.

— Вообще‑то да, но в наше время канал тоже не прочь сэкономить, это с дорогой душой!

— Стас, расскажи мне про этого Рубана!

— Он талантливый, выдумщик, эстет, но голубой.

— Ох, а Дима же…

— Дима красавец, Филипп обожает работать с красивыми мужиками, но, насколько я знаю, у него есть постоянный… любовник, из балета. Так что Диме ничего не грозит. А роль классная, это то, что надо для начала театральной карьеры. Такой партнер, как Димка, всегда поддержит, поможет.

— А ты к нему не ревнуешь? — лукаво спросила Варя.

— Да нет. Я доверяю тебе, Варежка.

Дима и Филипп ждали ее в пустом кафе на свежем воздухе. Филипп был в белой рубашке с рюшками. Черные вьющиеся волосы ниспадали на плечи. Он выглядел очень театрально и романтично. Стас не стал заходить и сразу уехал.

— О, а вот и наша Варя! — воскликнул Дима. Он слегка приобнял ее за плечи. — Филипп, познакомьтесь. Варюша, это наш знаменитый режиссер…

— Душевно рад! Димочка столько о вас рассказывал! У вас интересное лицо… Ну, произнесите же что‑нибудь, я хочу слышать ваш голос!

— Очень рада встрече!

— Ах боже мой! Говорите, говорите, говорите!

— Что говорить? — растерялась Варя.

— Ну читайте стихи, черт побери!

Варя так испугалась, что все стихи вылетели из головы. Она растерянно оглянулась на Диму.

— Что‑нибудь! — шепнул он.

И вдруг она вспомнила стихи Северянина, которые любила с детства.

Краем глаза она увидела, что Филипп блаженно закрыл глаза. Впопыхах она пропустила одно четверостишие и закончила:

— Еще! Северянина! — распорядился Филипп. Варя ощутила вдруг подъем и прочла любимое стихотворение мамы:

Филипп открыл глаза и, не отрывая взгляда от вдруг смутившейся Вари, спросил Диму:

— Ты ей сказал, что я обожаю Северянина?

— Я сам об этом не подозревал!

— А зачем пропустила четверостишие про сеньору За?

— Просто из головы вылетело.

— Молодец! Голос чудный… И стихи читать можешь! А теперь спой что‑нибудь. Только совсем тихо, интимно, как будто вокруг никого нет, ты чемто занята по дому и напеваешь себе под нос, чтонибудь расхожее, популярное… но не нынешнее, терпеть не могу нынешние песни!

— А что я, к примеру, делаю по дому?

— Моешь полы!

— Ну, когда моешь полы, не больно‑то попоешь!

— Браво! Тогда просто пой, колыбельную, предположим!

— Еще! — потребовал Филипп.

«Лизочка» Варя пела маленькому Никитке.

— Ой, я, кажется, все куплеты перепутала!

— Неважно! Поешь просто здорово! Димочка, твоя взяла! Вот смотри, и ведь не сказать, что красавица, но прелесть, прелесть, прелесть! — Он поцеловал кончики своих пальцев. — Я беру вас, дитя мое! Вот только мне не нравится ваше имя, в нем есть что‑то варварское, я не хочу! Буду звать вас…

Только бы не Варежкой, испугалась Варя.

— Буду звать вас по‑польски, Бася! Согласны?

— Вполне, — облегченно улыбнулась Варя и тут же поймала насмешливый взгляд Димы. Он все понял.

— Вы пьесу‑то читали, дитя мое?

— Читала, мне Дима прислал.

— И как впечатление?

— Мне понравилось… Интересно, с юмором… Диалог такой острый…