Елена Кондаурова - Хранительница (Там, за синими морями…)

Лика не показывалась до того момента, пока не хлопнула дверь за хозяйской спиной. Потом вышла и принялась помогать Дорминде с готовкой. Но глаз не поднимала и разговор почти не поддерживала. Дорминда некоторое время косилась на нее, но потом устало опустилась на табуретку и заговорила:

— Садись-ка рядом со мной, девочка, и давай поговорим!

Лика удивленно посмотрела на нее, но послушно села на соседнюю табуретку.

— О чем?

— Ты мне глазки-то невинные не строй, не поверю! Чай, не первый год землю топчу!

Лика мгновенно вспыхнула.

— Я ничего не строю!

— Да? Это ты кому-нибудь другому расскажи! Ты думаешь, я не вижу, как ты на своего хозяина смотришь?

— Как хочу, так и смотрю! — Неожиданно огрызнулась обычно мягкая Лика. — Кому до этого дело есть? Уж ему-то точно никакого!

— Ой, не скажи, Лика! Он-то как раз очень хорошо к тебе относится! Когда он тебя с рынка притащил, я сначала грешным делом подумала, что это он себе постоянную любовницу решил завести. А только потом поняла, что ошиблась я в нем! Не стал он тебе жизнь ломать. Пожалел, наверное. Ты же девочка совсем, у тебя жизнь еще неплохо сложиться может. А что хорошего может предложить тебе изгой?

— Изгой? — Лика ожидала чего угодно, только не этого. — Господин Таш — изгой?

Дорминда с усмешкой посмотрела на нее.

— А ты думала кто? Неужели ни разу его клейма не видела? И чем ты вообще слушала, когда я тебе про это рассказывала?

Лика растерялась.

— Ну, ты рассказывала, что изгои — это страшные люди, преступники, у которых ни чести, ни совести. Но Таш совсем не такой!

— Какая же ты наивная дурочка, Лика! Какая разница, какую черту он переступил? Ты лучше о себе подумай! Не будет у тебя с ним жизни! Ну, допустим, начнешь ты с ним жить, так ведь этого не скроешь! Рано или поздно тебя схватят, приволокут в суд, а оттуда прямиком на площадь, к палачу. А с клеймом у тебя одна дорога будет — в публичный дом. Ты этого хочешь?

Лика с ужасом смотрела на нее.

— Этого не может быть!

— Может! Ты знаешь, как у нас относятся к клейменым?! Любой может сделать с тобой все, что захочет. Кто тебя защитит?

— Таш защитит! — После минутного раздумья уверенно заявила Лика. — Он не позволит, чтобы с его рабыней так поступили!

— Это верно. — Вынуждена была согласиться Дорминда. — Пока он жив, тебя вряд ли кто-нибудь рискнет тронуть. Даже клейма он тебе, скорее всего, не даст поставить. Не найдется в Закорючке такого придурка, кто побежит на тебя доносить. Но жизнь изгоя, особенно у такого, как Таш, всегда висит на волоске. Если с ним что-нибудь случится, то в тот же день у тебя будет красоваться клеймо, и даже не надейся, что эти добрые люди, которые сейчас тебе улыбаются, хоть чем-то помогут тебе! А что будет с твоими детьми, ты подумала? Я ведь тебе уже обо всем рассказывала, чем ты меня слушала, Лика?

Лика потрясенно молчала. Она даже не предполагала, что все, что Дорминда рассказывала про изгоев, может иметь к ней отношение. Наконец она заговорила, но спросила совсем не то, что ожидала Дорминда.

— А чем Таш отличается от других изгоев? Ты сказала, что он особенный.

Дорминда вздохнула.

— Он страшный человек, доченька! Все про то знают. У них целая банда изгоев, и они много чем заправляют здесь, в Олгене. А он там не последний человек.

— Дорминда, это не правда, я не верю!

— Уж поверь! Ты помнишь Какона?

— Какого? У которого Таш меня купил?

— Да, его. Ты знаешь, что с ним случилось?

Лика пожала плечами.

— Таш сказал, что он умер. Но, ты знаешь, после всего, что он со мной сделал, мне как-то все равно, как именно это произошло!

— А зря. Могла бы и поинтересоваться. Ему в тот же день свернули шею.

— Ну и что! Мало ли кто мог это сделать. Не обязательно же Таш!

— Вот глупая! Да об этом всем давно известно! Наши местные это сами видели.

— Что, видели, как убивал?

— Да. Этот Какон не из наших был, так, приезжий какой-то. Они после торговли с рынка уходить не стали, прямо там шатры поставили, чтобы заночевать. Кое-кто из наших с ними вместе там пил. А после обеда к ним пожаловал Таш. Отозвал Какона в сторонку, о чем-то с ним поговорил, а потом раз — и свернул ему шею. Тот даже не пикнул.

— О, богиня! А те, кто там был? Они не погнались за ним?

— Погнались? Ты что, смеешься? Да они все обделались от страха! Твой Таш ведь не из тех, кто убегает. Он подошел к ним, спросил, не хочет ли ему кто отомстить за Какона, желающих не нашлось, и он ушел.

— А потом пришел домой и всю ночь просидел у моей кровати. — С некоторым вызовом напомнила Лика. Потом немного подумала, и добавила: — Нет, Дорминда, ты как хочешь, а я не могу его осуждать. Раз он этого поганца Какона убил, значит, ему это было нужно. А вот ты скажи мне, только честно, кто еще отнесся бы ко мне так, как он? Когда я была у Какона, я готова была пойти на что угодно, даже на смерть, лишь бы получить свободу. А рядом с Ташем я даже рабыней себя не чувствую! Он относится ко мне как… как… как к сестре, вот!

— Как к сестре, говоришь? — С непонятным выражением переспросила Дорминда. — Ну, что ж, тогда одевайся, я покажу тебе, какая жизнь тебя ждет рядом с таким… братом. В храме вчера как раз объявляли, что сегодня будут клеймить. Вот и посмотришь.

Бросив на плите наполовину приготовленный обед, они торопливо оделись, причем Дорминда все время подгоняла Лику, и поспешили на храмовую площадь. Действо еще не началось, но народу столпилось уже немало. Несколько небольших групп, в которых преобладали плачущие женщины, держались ближе к помосту.

— Родственники! — Неодобрительно поджала губы Дорминда. — Попрощаться пришли! Можно подумать, после суда не напрощались!

— Попрощаться? — Машинально переспросила Лика, наблюдая за выплескивающимся из глаз родственников горем. — Разве кого-то будут казнить?

— Ну, что ты, глупая, казнь — дело серьезное! Нет, этих только заклеймят, но они для всех все равно, что умрут.

— Почему?

— Потому что это грех, общаться с клеймеными!

Глаза у Лики чуть не выпрыгнули из орбит.

— Но ведь ты же общаешься с Ташем! Даже работаешь на него! Значит, ты тоже грешишь!

Дорминда нехотя повернулась к ней.

— Ты знаешь грех, худший, чем неблагодарность?

Не понимая, что она от нее хочет, Лика неуверенно покачала головой.

— Нет.

— Вот и я не знаю. Когда Таш купил в Закорючке дом, многие не хотели, чтобы среди нас жил изгой, все грозились поджечь. Тогда он пообещал, что нас никто не будет трогать. И, правда, за все время нас ограбили всего один раз, да и те не местные. На следующий день этих воров нашли мертвыми прямо у ворот дома, который они ограбили. Они лежали там вместе с награбленным. На другой день после этого я пришла к Ташу и предложила помощь по хозяйству, потому что в ограбленном доме жила моя дочь. Да, я грешу, когда общаюсь с ним, но согрешила бы еще больше, если бы не попыталась отблагодарить. Теперь понимаешь?