Наталья Нестерова - Фантазерка

– Какое у мужика главное качество? — спросил Егор.

Посыпалось: смелость, храбрость, уметь сдачи дать, не трусить, не плакать…

– Обобщаю, — поднял палец Егор, — главное — не терять лица в любой ситуации. А что мы имеем? Какое лицо наблюдается у того, кто малявке юбку на череп натягивает? Паскудное лицо, то есть дебильное. Хотите остаться уродами? Не хотите. Значит, упражнения с юбками отменяются. Усвоили? То, что вас интересует, можно почитать в специальной литературе. Моему Димке книжка куплена «Девочка превращается в женщину», берите по очереди, штудируйте. Даже я там много нового вычитал. Но, честно скажу, не отражено, каких парней девушки выбирают и предпочитают. А они выбирают в итоге не тех, кто лапает, руки распускает, а всех из себя сдержанных, умных, загадочных. Последнее — поясняю, можно сказать, военную тайну выдаю. Если изобразите, что у вас есть какая-то загадка, которую вы не каждой готовы открыть, девчонки от интереса сами на вас вешаться начнут. Но это, повторяю, строго между нами! Между нами, девочками.

На следующий день и последующие две недели мальчишек из пятого «Б» как подменили. По коридорам на переменах они расхаживали задумчивые и таинственные. Молодой директор школы, эрудированный, но безвольный и неавторитетный, называл их непонятно: чарль-гарольдами. Девчонки младшей и средней школы, которым, откровенно говоря, террор с задиранием юбок щекотал нервишки, почувствовали себя брошенными. Никто к ним не приставал, не замечал, а вчерашние агрессоры только перебрасывались странным паролем: «Между нами, девочками».

– Миша, выполняй обязанности! — потребовала фельдшерица. — Меня оскорбляют при исполнении. Где ребенок? Несите, отдавайте, хватит разговоров.

– Да я не то что ребенка, — вспылил Егор, которому с первого взгляда не понравилась фельдшерица, — дохлого котенка тебе не доверю.

– Миша! Вызывай ОМОН, — потребовала медработник.

– Чего? — еще пуще завелся Егор. — ОМОН? Бен Ладана застукали? В харю автоматами тыкать, вязать меня? Нашли бандита?

– Дядя Егор, успокойтесь, — пытался примирить Миша-участковый. — А вы, Ксения Юрьевна, подождите меня в машине.

– Я обязана принять ребенка, — строптиво возразила фельдшер.

– Вниз! В машину! Я сказал! — Миша едва не взашей вытолкнул из комнаты Ксению Юрьевну.

Проводил до двери, вернулся:

– Дядя Егор, против государства идти нельзя. Что положено законом, то положено.

– А на кой хрен мне государство и законы, которые, между нами, девочками, из меня, героя, можно сказать, преступника делают? Я ребенка на мусорке нашел? Нашел. От гибели спас? Спас. Жена моя, супруга Людмила, временно к подкидышу привязалась — факт. Сами разберемся, без государства и ОМОНа.

– Все понимаю, дядя Егор. Но уже подключились массмедиа.

– Кто?

– Пресса и телевидение. Ждут нас у детской больницы, просили вас с тетей Людой привезти, крупным планом дать интервью и так далее. Вы только не смущайтесь, когда на вас свет из прожекторов наведут и диктофоны в лицо тыкать станут. Меня просили — чтобы естественно, без зажатости, чтобы я вас подготовил.

Хотя Егор только что сам себя назвал героем, публичной славы он не желал. Прежний опыт общения с журналистами был плачевным. Давно, в советские времена, пигалица-практикантка из заводской многотиражки ославила его на все предприятие. Во время интервью Егор ей толково разъяснил, как повысилась производительность труда благодаря его маленьким, но толковым изобретениям. А девица в заметке развела охи-ахи, написала, что Егор Попов болеет душой и сердцем за каждый напильник или отвертку. Вот ребята и потешались: «Эй, кто напильник бросил? У Егора душа заболит».

Позже, когда власть на комбинате менялась через каждые полгода, Егора делегировали по телевидению выступить, просветить общественность, донести мнение рабочего класса. Ничего он не донес, только опозорился. Впал в ступор под светом юпитеров, а тут еще гримерша кисточкой ему физиономию запудрила. Егор так оробел, что забыл, как маму-папу зовут. Экал-мэкал, «между нами, девочками» все время на язык просилось.

И в итоге выдавил:

– На предприятии происходит настоящая порнография.

В эфир, конечно, Егор не попал. Запустили выступление очередного временщика-директора, который соловьем пел, то есть бессовестно врал про светлые перспективы комбината.

Егора массмедиа хуже ОМОНа разозлили.

– Уходи, Михаил, — потребовал он. — По-хорошему уходи. Скажи тем, у больницы, что представления не будет.

– Дядя Егор…

– Ша! Я сказал! Клуб веселых и находчивых из своей семьи делать не позволю. Ты меня знаешь? Между нами, девочками?

– Влетит мне по первое число. Га-га-га. Начальник на мыло изойдет, он перед прессой стелется. Ладно, переживу. Закон законом, а силой отбирать у людей младенца, которого они спасли, не по-божески. Дядя Егор, между нами, га-га, девочками, если вы подкидыша усыновить захотите, то вам столько инстанций предстоит, документов, справок всяких собрать — замучаетесь.

– Не твоя печаль. Иди, Мишка, охраняй общественный порядок.

Закрыв за милиционером дверь, Егор почему-то заперся на все замки. Вернулся в комнату, постучал в спальню.

– Эй, за баррикадами! Выходи! Ушли они, ушли, не бойся. Давай поговорим спокойно, взвесим «за» и «против»…

Взвесить ничего не удалось, потому что Егор отвечал на звонки. Домогались журналисты, сначала низшего звена, потом руководящего.

Выглядело это так.

– Здравствуйте, с вами говорит редактор областного телевидения. Мы хотели ли бы взять у вас интервью, о том, как вы нашли ребенка…

– Без комментариев! — бросал трубку Егор.

– Добрый вечер! Это шеф-редактор с телевидения. По поводу информации о найденном на мусорнике…

– Без комментариев!

– Вас беспокоит зам гендиректора телевидения…

– Без комментариев!

– Центральное телевидение, Первый канал…

– Без комментариев!

И газетчики названивали, из центральной и местной прессы.

Люда с ребенком сновала туда-сюда, кормила, купала малыша, а Егор знай твердил в трубку: «Без комментариев!» И так до ночи, пока не догадался выдернуть шнур телефона из розетки. Жена хранила обиженное молчание, но пельмени Егору все-таки сварила. Людмила не спускала с рук ребенка, точно великую ценность носила.

Но на следующий день Люда бойкот прервала. Потому что случилось такое, что про любые обиды забудешь.

Не дозвонившись мужу по сотовому телефону (Егор был в цехе, где из-за грохота станков звонка не слышно), Люда ничего лучше не придумала, как позвонить к себе в отдел кадров.

– Девочки! — попросила она. — Найдите Егора, хоть из-под земли.

Он мчался по коридору заводоуправления и проклинал себя. Умер пацан, умер несчастный, лапки кверху. Какого лешего вчера заартачился? Не отдал малыша в больницу, там бы отходили… Идиот, кретин! Сам спас и сам погубил.